— Да как ты только посмел рот открыть в мою сторону!

Чёрная лава топит душу. Молчать я больше не собираюсь. Я и так держала себя в руках с самого момента нашей неожиданной встречи.

— Я тебя в мыслях похоронила, — свой голос даже мне кажется чужим и ледяным. — Я каждый день вспоминала тебя и каждую ночь плакала навзрыд, уткнувшись в подушку. Я во снах тебя видела, живым и невредимым. Ждала, что вернёшься с того света. И кажется, каждое мгновение твои губы на себе вспоминала, до сих пор противно думать, что кто-то другой прикоснется. Я ни на кого из мужчин смотреть не могу, не то, что спать, а ты смеешь мне говорить о предательстве, когда давно уже нашёл мне замену?! Я Господа благодарила за то, что ребёнка мне от тебя подарил, а ты за пять лет даже поговорить не приехал?! Сволочь ты, Рома! Что Кариной была беременная, я просто не успела тебе сказать, потому что сама узнала накануне той страшной ночи! Какая кровь?! Какие деньги?! Что значит продешевила?!

Беркут настороженно прищуривается, но продолжает пилить хищным взглядом.

— То есть не по твоему донесению нападение было совершено раньше времени, чтоб застать врасплох тогда, когда я меньше всего был к этому готов?

— Конечно, нет!

— То есть ты правда считала меня мертвым все это время?

— Я тебя сейчас ещё раз стукну.

— То есть ты не брала деньги?

— Брала, но...

Беркут резко отшатывается назад, разводит руки в стороны, словно заявляя: «Поймана на лжи!»

Засовывает большие пальцы в карманы, выпрямляется, расправляет плечи и молчаливо рассматривает меня сверху вниз, как какую-то букашку.

— Деньги те... да, взяла. Мне Витя их дал. Сказал, что ты заставил передать и отправить меня подальше. Сказал, что ты уже нежилец. Но даже если выкарабкаешься, то нас добьют обоих. Поэтому мне нужно быстрее уезжать. Что только так я смогу обезопасить себя. Он сказал, что это твои деньги, Рома, и что ты велел ему обо мне позаботиться. Но теперь я вижу: это очередная ложь. И тебе было на меня плевать в принципе.

Впиваюсь взглядом в напряжённое мужское лицо. Желваки ходят, выдавая его волнение.

— Поверить не могу. Ты даже не в курсе. И заботиться обо мне вообще никогда не собирался.

Поднимаюсь и обхожу стол с другой стороны. Как вдруг стало зябко. Пусто. Отвратительно. Такое чувство, будто прошлое вмиг померкло, оставив после себя туманный след, который хочется поскорее стереть ластиком.

— У меня другая информация. И, да, я велел ему о тебе позаботиться. Но так, чтобы ты в любой момент была готова рвануть со мной, куда и когда скажу, чтобы никакие проблемы тебя не касались. О деньгах тоже разговор был, но не в таком русле. Много там было?

— Много, — пытаюсь отвечать равнодушно, но внутри все жжется и колется.

— В каком виде ты их получила?

— Сложенные пачки, перевязанные канцелярскими резинками. В спортивной сумке.

— Ты действительно считаешь, что я настолько идиот?! — сколько знаю Рому, всегда он держит себя в руках, сложно поколебать его душевное равновесие. Но сейчас каждой клеточкой тела я чувствую его неудержимое лютое бешенство. А гневно прищуренные глаза и вовсе нагоняют на меня тихий ужас. — Ко всему прочему среди бела дня подвергнуть тебя (это как минимум!) опасности грабежа немыслимых суммам наличности? Я, по-твоему, полный дебил, да?!

— Рома, в тот момент деньги — это последнее, о чем я думала.

Беркут в прыжок пересекает разделяющее нас расстояние и хватает за руку.

— Я сказал ему, что головой отвечает за тебя. И чтоб привёз, когда я немного оклемаюсь. Но ты ответила отказом. Витя сказал, что наблюдал за тобой месяца два... или больше, я уже не помню. Он сказал мне, что через некоторое время ты покинула город.