– В своем роде, уважаемый, в своем роде. Пока что результаты наших исследований не позволяют говорить о целенаправленной передаче таких команд. Мы еще слишком плохо представляем себе работу человеческого мозга. И, собственно говоря, это и является сутью наших исследований. Но то, что возможно уже сегодня – это… – профессор Дехтерев замялся, подыскивая слова, понятные членам комиссии, – передача на расстояние, скажем так, простых эмоций: радость, страх, умиротворение… Представьте себе музыку. Вот вы, – профессор кивнул в сторону высокого худого мужчины с бородкой клинышком и глубоко посаженными глазами, – вы, Феликс Эдмундович, любите музыку?

– Да, очень.

– И вы не станете спорить, что звуки мелодии несут определенную эмоциональную окраску?

– Конечно. Это известно всякому.

– Вот-вот! Это, действительно, известно всякому. Но человеческое ухо воспринимает звуки в довольно скудном диапазоне. И все же, думаю, для вас не составит труда вообразить музыку, звуки которой вам не слышны, но ощущения передаются с помощью все того же единого информационного поля.

– Эх, если б его увидеть, пощупать…

– Голубчик, вы же не можете увидеть и пощупать, к примеру, магнитное поле. Однако, для вас не секрет, что оно существует.

– Климент Ефремович, – остановил следующую реплику члена комиссии Дзержинский, – давайте прекратим дебаты и предоставим товарищу профессору возможность закончить выступление.

Оборванный на полуслове крепыш в форме командарма обиженно насупился.

– Продолжайте, – наклонил голову председатель ОГПУ.

– Так вот, – вновь заговорил Дехтерев, – на данный момент с помощью аппаратуры, созданной ведущими инженерами нашей лаборатории, мы уже можем транслировать описанные мною сигналы на значительные расстояния – для того, чтобы снизить агрессивность и вызвать умиротворение у любого потенциального врага советской власти.

– Вот это да! – недавний оппонент докладчика хлопнул себя ладонью по голенищу сапога. – Ведь это если с помощью агентуры Коминтерна установить…

– Клим! – снова оборвал старого приятеля Дзержинский. – Если товарищ профессор закончил выступление, позвольте, я выскажу свое мнение, – он чуть помедлил, – согласованное с мнением руководства партии. Разработки профессора Дехтерева – вещь, как сказал бы наш дорогой Ильич, архиважная и архинеобходимая нашему молодому государству. Поэтому следует полностью, безо всяких ограничений удовлетворить финансовую заявку лаборатории и поставить вопрос о первоочередной закупке всех требуемых приборов и препаратов за рубежом. Кто «за»? Единогласно.

Члены комиссии с удовлетворением честно выполненного долга опустили руки и начали расходиться.

– Василий Матвеевич, – обратился к Дехтереву председатель ОГПУ, – давайте, я вас подвезу. Вы ведь здесь, на Сретенке, живете?

– Да ну что вы, это же совсем близко.

– Давайте-давайте! Время уже позднее. А заодно и поговорим.

Автомобиль Дзержинского проехал под аркой Боровицких ворот и, вздрагивая, помчался по брусчатке Красной площади.

– Скажите, профессор, как же вам такое в голову пришло? Все эти информационные поля, электромагнитные сигналы в мозговых клетках…

– Вы знаете, почтеннейший Феликс Эдмундович, случайно. В восемнадцатом году ехал я в поезде. Сами помните – толчея, все сидят друг у друга на шее… Рядом со мной расположилась молодая дама с дочерью. Очень симпатичная, я бы даже сказал – волшебной красоты дама. Но не в этом дело. Уже за Курском на поезд напала банда. Не то что бы белые, или зеленые – просто какие-то разбойники. Совсем как на Диком Западе. Понятное дело, вокруг паника… Вдруг я увидел глаза этой женщины – увидел и ощутил ее страх. И не я один: сначала ее страх пронзил всех, кто был рядом, а потом, – Дехтерев сделал паузу, – вы не поверите, но так оно и было – страх объял бандитов! Абсолютно беспричинный! Подмоги нам ждать было неоткуда. И представьте себе, дивный случай: разбойники бросают награбленные вещи, запрыгивают в седла и скрываются в лесу!