Дорога к «железке» с утра по будням всегда была забита телегами, и автомобиль начальника милиции то и дело сигналил, пугая лошадей. Наконец, дребезжащий латаный авто выехал на центральную улицу Елчанинова, с недавних пор сменившую название Александровская на более уместное – Третьего Интернационала.

– Вот что я тебе скажу, Судаков, – разглядывая кресты на колокольне Борисоглебского собора, небрежно бросил начальнику милиции представитель волостного ГПУ по фамилии Гуц, – прислали вы в центр бумагу – мол, собрание горожан единодушно просит сменить старорежимное название вашего села на гордое имя «Парижская коммуна». Что сказать, я поддерживаю такое начинание. В самом деле, кто таков есть этот Елчанинов? Небось, помещик местный?

– Воевода, – не прекращая крутить баранку, пояснил начальник милиции. – Я когда в реальном училище обучался, нам поп рассказывал, что еще при царе Михаиле Романове воеводу с отрядом против татар послали, вот он на высоком берегу нашей Стуженки поставил острожек. А из него после и городок вырос. Сам Елчанинов здесь в бою погиб.

– Да как бы то ни было… Воевода – тот же помещик! Вы же должны отрясти прах его со своих ног, если желаете идти в новый мир.

– Ясное дело, желаем. Кто же не желает?

– Это ты, Судаков, глупость сейчас брякнул. Расслабился, бдительность утратил. Много кто не желает! А вот ты – хоть и не совсем еще коммунист, но по натуре своей большевик, ответь мне, куда ваша партийная организация смотрит? Отчего над всей округой это паучье семя, – проверяющий ткнул пальцем в кресты, – своими пыточными орудиями сияет?

– Ну так… Повелось…

– Я ж говорю – бдительность потеряли. Рано вы на такое высокое звание замахнулись! Какая уж тут Парижская коммуна? Разве может быть этакое позорище при Парижской коммуне?

– Исправимся, – вздохнул Судаков и тут же притормозил у тротуара единственной в городе мощеной улицы, чтобы поздороваться с молодой женщиной. – Доброго дня, Таисия Матвеевна! Как здоровьице?

– Благодарю вас, Петр Федорович, – женщина улыбнулась как-то особенно мягко, так что видавший виды гэпэушник нахмурился и мотнул головой – что за наваждение?

– Как Варька моя?

– Варвара – очень способная девушка и очень старательная. Сегодня у нее – «отлично».

– За «отлично» благодарствуйте! – начальник милиции приподнял шоферскую кожаную кепку и улыбнулся, поглаживая кавалерийские усы.

– Кто такая? – быстро спросил проверяющий, когда громыхавший по брусчатке старенький «форд» отъехал дальше.

– Учительница здешняя. Словесность преподает, рисование, музыку, географию, опять же…

– Из бывших? – конкретизировал вопрос зоркий чекист.

– Да как сказать…

– Как есть, так и говори.

– Ну, ежели толком, мало что известно. В восемнадцатом году ее с дочерью у вас на станции приняли – «испанка». Еле выжили. А как оклемались, в госпиталь сестрой милосердной устроилась. В войну в поезде санитарном служила.

– Да что с того, что служила! Вон императрица с дочерьми, сказывают, тоже в сестрах милосердных ходили.

– Эта, небось, не великая княжна.

– А ты почем знаешь кто она да откуда?

– В документах значится – солдатка.

– И где ж тот солдат?

– В германскую без вести пропал.

– Такие без вести пропавшие сейчас по заграницам тыщами скрываются!

– А сколько их в землю легло? – с укором поглядел милиционер. – Без могилы и доброго слова. Того поболе будет.

– Вот странный ты человек, я погляжу. Тебя советская власть поставила за порядком надзирать, а ты здесь демагогию разводишь! По повадке видать, что дамочка из бывших, а представитель боевого отряда советской власти ей чуть ли не в пояс кланяется!