– Нос, ты гонишь! – со своим боевым товарищем по жизни мы часто молодились и обращались друг к другу по «погонялам», мешая нормальные слова с феней и разным сленгом.
Это расслабляет после всех мероприятий на высших уровнях, где и на хрен посылают так, что некоторая женщина за всю свою жизнь лучшего комплимента не получит. Всем и всегда нужна разрядка.
– Да, не в том дело! Подключил и админресурс, пацанов даже некоторых потревожил. Есть некоторые сведения по объекту, но, опять же – все чисто.
Носов быстро отпил воды из бутылки с этикеткой «Перье», что стояла рядом с моей больничной кроватью. Жара стояла на улице, действительно, знойная. Это мне в люксовой палате с кондиционером комфортно, а Нос только зашел из душного коридора клиники, в которой за те деньги, что я дал, могли на каждом квадратном метре установить отдельные кондиционеры.
– Не томи! – прошипел я, моя жизнь может зависеть от информации, а он тут мхатовские паузы исполняет. Новая соломинка, когда уже летишь в пропасти.
– Есть чудесные исцеления, с которыми связано имя Шамеса, заграницей в основном, но и у нас… Липского же ты знаешь? – еще одна пауза от Носова, но сейчас необходимая, чтобы в голове сложился пазл.
– Понял, давай этого Шамеса на завтра, я домой к вечеру уже отправляюсь – умирать, – ухмыльнулся я. – Нет, лучше дай его телефон, сам позвоню, чего тянуть, времени как раз-то у меня и нет.
Нос ушел, оставив меня рефлексировать.
Шестьдесят два года – это много или мало? Для меня, конечно, мало, – еще не знал шестидесятилетнего человека, который бы сказал: все, хватит. Вот девяностолетних, или некоторых за восемьдесят уже может клонить усталость от жизни, или чаще от своих болячек. Но не в шестьдесят два. Поэтому и цепляюсь за жизнь. И сейчас, все опробовав, подвязываюсь на дорогущую авантюру. Такое «лечение» обойдется мне в треть состояния.
И тут, после озвучивания такой суммы опять остро встает вопрос: а на кой леший я должен жить, если это самое состояние, при грамотном подходе спасет тысячи людей? Как не пыжиться считать себя хорошим человеком, но цинизм и эгоизм в истории человечества всегда бьет гуманизм и романтику. Может не всегда, и не везде, но часто. С другой же стороны, не станет меня, компания может разориться, так как Катька тянет ее с надрывом, накроются все социальные проекты. Между тем, мои капиталы сыну не нужны, он стал военным и деньги считает мусором – идейный, горжусь, но и порицаю, обожжется еще в жизни, когда придется вылезть из окопа и столкнуться с многогранностью реальности.
У меня же только благотворительных фондов три, да большой реабилитационный центр для онкобольных детей. Так что не нужно мне умирать.
– Алло! Илларион Михайлович? Жду Вас сегодня, – Петров набрал номер своего «последнего шанса». – Будьте готовы к предметному разговору.
Я сбросил разговор со своего не совсем патриотичного айфона и принялся изучать бумаги. Прожженный материалист, не верящий не в черта, ни в Бога, и уж тем более не в перенос здоровья неведомыми силами и омоложение, я готовился уйти из этого мира. Нужно проработать все контракты, обезопасить бизнес, насколько это возможно, часть активов перевести в офшоры на сына, даже вопреки его желанию, часть на жену, которая точно не справится с удержанием капиталов, нет у нее возможностей, да и характер…
«Илларион Михайлович» пришел в палату уже через час после звонка. Я за свою, пусть и не такую еще долгую жизнь – шестьдесят два года не возраст, научился видеть людей, как я надеюсь. От этого типтичка, который топтался в дверях палаты и пытался лебезить, шел очень неприятный душок, даже вонь шарлатанства. Но уровень безопасности и защиты информации у той организации, что он представлял, преодолел все мыслимые значения. Если бы не последний довод невероятной скрытности, то был бы бит этот Шамес по его шарлатанской физиономии.