– Утра бы дождаться, – всхлипнул ещё один.
– Копайте, копайте, бездельники! – вступил четвёртый голос, отчего-то показавшийся Люсе знакомым. – Я на ваши приборы не полагаюсь. На днях в городе у проверенного человека средство одно действенное раздобыл – кладупус!
Он замолчал и, сопя, принялся шумно возиться в ящике. Люся выглянула из камышей. Она подобралась совсем близко и уже могла разглядеть лица трёх ближайших кладоискателей. Этих людей она не знала. Тем временем четвёртый говоривший выпрямился и повернулся в сторону девочки… Карлик! Тот самый, что покупал у её деда веера для огорода… Врал всё!
Что-то заблестело в его руке, поймав свет больших стеклянных фонарей. Ага, знакомая баночка с кладупусом – пыльцой цветка папоротника, вернее лапчатого подхвойника! Гришка рассказывал девочке, будто это редчайшее растение очень похоже на папоротник, но цветёт крупными дурманными цветами всего одну ночь в году, и поэтому люди так часто путают эти растения… Если бросить немного пыльцы на землю, место, где спрятан клад, непременно проявит себя. Как раз этим и занимался карлик. Он бережно развеял порошок над землёй и внимательно всматривался – не засверкает ли?
Люся, которой от страха стало ещё холоднее, со всей силы вжалась в мягкую влажную землю, боясь пошевелиться. Карлик двигался прямо на неё! Только бы не заметил! Только бы чахлые сухие стебли камышей защитили её от блестящих глаз разбойника! И вот когда до внучки волшебника оставалось не больше десяти шагов, он замер.
– Копайте здесь! – хриплым от волнения голосом приказал карлик.
– И где ты раньше со своим проклятым порошком был, Федосей Мухоморыч? – вступил четвёртый.
– А ты бы, Лукьян, сроду не заплатил бы за десять щепотей пыльцы три горсти золотом. Чем терять время и ждать, пока эти ошибки академиков созовут сюда весь Ново-Старгород, грех не воспользоваться таким шансом! – раздраженно огрызнулся карлик.
Двое других, уже орудуя лопатами, захохотали. Люся же, стараясь не стучать зубами от холода и как-то укрыться от комаров, свернулась клубочком. Ей уже не нужны были никакие чудеса и клады, ни дед-волшебник с говорящим котом… Ей хотелось домой, к родителям, где тёплая постелька, горячее молоко на ночь, а сказки только по телевизору…
Лопаты ударились обо что-то твёрдое…
– Шевелись, шевелись, – командовал карлик.
– Вот он, родимый! Тяни! Ермолай, да он серебром окован! Не повреди лопатой, тут один сундук – уже клад! – причитал Лукьян, прыгая вокруг…
Неужели они не слышат звона? Люся встрепенулась. Сундук звенел, пел… Он звал её, как будто все сотни лет, проведённые в безрадостной болотной почве, ждал именно её, Люсю Камаеву! Да нет, быть такого не может!
– Тяжелый, паразит! – кряхтели разбойники. – Чего там понапихано?
– На наш век хватит! Вон как сильно заговорили! Всю мелкоту крылатую разогнал и пауков-переростков заодно, – тот, кого называли Ермолаем, ощупал сундук. – Да, действительно серебром окован. Давай мы Лукьяну ящик отдадим, раз уж он так его облюбовал, а всё, что внутри – себе? А, Мухоморыч? – повернулся он к карлику.
– Михайлович! Сколько раз тебе повторять, что Михайлович! – карлик оттолкнул приятеля от сундука и принялся осматривать всё сам. – Хорошая работа. Только чует моё сердце, тут и замок заговорённый.
Они принялись возиться над своим сокровищем. Люся от любопытства чуть-чуть приподняла голову, почти высунувшись из камышей.
– Не выйдет, Кузьмич. Его теперь хоть огнём пали, хоть сверлом алмазным, хоть под пресс пускай… Целёхоньким выйдет. На человека заговорён, – задумчиво изрёк карлик и добавил. – Раз клад из земли вышел, значит близко наследничек. Тоже, видать, почуял и рыщет.