- Так и вправду…

- Нельзя. Не понимаешь? Нет, не понимаешь. Тугой ты, племянничек, - Кирей руку протянул и по лбу постучал. Не больно, но обидно получилось. И звук-то вышел густой, гулкий, что от колокола медного. – Если Жученя на девке этой женить, он у нас в первые ряды выбьется, к самому, почитай, престолу… а что, кровушки благословенной в нем есть, в детях же и поболе будет… нет… и прочие все, кого ни помани, сплошь дерьмо… только о власти и думать станут. Воду мутить. Смуту крутить… то ли дело ты… даже если захочешь на трон влезть, кто ж тебе позволит? Поверь, можно было б двоих отдать, она б и двоих тебе всучила… а так – одна. Все полегче.

От легкости этакой голова шла кругом.

- А… Зослава?

- А что Зослава? Она-то, конечно, девка хорошая… эх, - Кирей прикрыл глаза и языком цокнул, отчего возникло почти непреодолимое желание дать дорогому родичу в рыло. Со всем родственным уважением. – Но подумай… ровня она тебе? Прежнему-то сошла бы, а новому? Цареву стольнику…

- Я не…

- Пока не… погодь седмицу-другую… пожалуют… и шубой, и плеткой… и вообще хлебнешь ты, племянничек, милостей полною ложкой. Твое здоровье!

Арей молча поднял стакан.

Не захлебнуться бы.

5. Глава 5. Сватовство и Зослава

Звонки-звоночки.

Бубенчики.

На дуге да на сбруе… поют голосами медными да так, что за версту услышишь.

…едут, едут к дому сваты.

Да на косматом коньке. На дровнях, на которые стожок сена свежего да кинули, а поверху – покрывало узорчатое, самотканное.

Вожжи держит мужик справный, в одеже, на изнанку одетой, чтоб, значит, не случилось глазу дурному испортить важное дело. А за его спиною – сваха. Баба языкастая и глазастая, первая сплетница на селе. И почетное звание, и стыдное.

Оденет она рубаху нижнюю из небеленного сукна, а поверх – летник из тех, что поплоше. Волосы прикроет платком, пусть и не зовут во свахи вдовых да безмужних иль бездетных, нет, удачлива она должна быть, многочадна и богата домом… а все одно принято, чтоб поплоше.

Разве что не утерпит, разукрасит руки белые кольцами.

И на шею ожерелье какое взденет, для красоты.

Бубенцы-бубенчики…

…колокола храмовые, медные.

К дровням навяжут пук березовых голых веток, чтоб след мели-заметали, сокрыли тот, который дурное семя к верному дому выведет. И веник этот сама сваха перебирать станет, проверять, не сунул ли кто, из зависти иль обиды, в березовые тонкие ветки желтую – омелы.

Сватанье легко спортить.

Встретится на пути лошаденки лисица рыжая.

Иль ворона спустится, чтоб глянуть на этакое диво, иль еще какая напасть приключится, и все, поворачивают дровенки взад. Много примет, и все-то мне не ведомы…

…может, если б по правилам мы сделали, оно б иначе вышло.

…если б лошаденку и мужика справного… а в свахи тетку Алевтину кликнуть. Она-то не сплетница, но языкаста и глазаста, и домом богата, и многочадна. Как есть лучшее кандидатуры не сыскать. Она б и повелела дровенки везти по Лужьей дороге на Выселки, а оттудова, верно, повернула к речушке и по берегу, по тропе, что на весну зарастала… а с тропы – вновь на село нашее.

И стучала б, гремела б половником по медному тазу.

Кыш, кыш, сила нечистая.

Все знают, что боится волшба медного голосу.

И рухнут наветы. Разлетятся проклены… и вороны, чего уж тут, ворону встретить – самая дурная из всех примет. Сказывали, что, коль ворона с женихом сватается, то и подарок принесет. А какой? А что в вороньем гнезде? Разорение одно.

Пустота.

Беды да горести.

И будет новый дом беден, иль бездетен, иль муж повадится жену бить, иль жена загуляет… иль еще какая напасть приключится.