В 1927 году в Берлин из Москвы приехал инженер Александровский, который должен был собирать информацию об авиационной промышленности Германии. Он руководил единственным, но очень проворным и ценным агентом – инженером Э. Людвигом. Этот человек в 1924–1925 годах работал на заводе компании «Юнкерс» в Москве. Вернувшись в Германию, он часто менял место работы и уже через два года знал все особенности производства на заводах Юнкерса в Дессау, Дорнье во Фридрихсхафене, а также о разработках Исследовательского института аэронавтики в Адлерсхофе. Арестовали Э. Людвига в июле 1928 года и приговорили к пяти годам тюрьмы.

В 1928–1930 годах, когда Германия приступила к постройке своего первого военного крейсера, советская разведка начала активную охоту за документами. Первая группа состояла из проектировщиков и технологов и специализировалась на похищении чертежей. Ею руководил инженер В. Адамчик. Нейтрализовали группу в марте 1929 года.

Вторая группа, руководимая Л. Хоффманом, состояла из рабочих-коммунистов с верфей Бремена и Гамбурга. Их арестовали в мае 1931 года[114].

В 1930 году коммунист и инженер-химик Т. Пеш, работавший в финансируемой британцами компании «Ной-текс» в Ахене, передал секретные документы и образцы пуленепробиваемого стекла. Он был арестован и осужден на два месяца.

В 1929 году, во время посещения Советского Союза, был завербован депутат рейхстага и член комиссии по иностранным делам Союза германских промышленников, профессор Кёнигсбергского университета Д. Прейер. Вместе с ним с советской внешней разведкой согласилась сотрудничать его секретарь – Г. Лоренц. Располагая обширными связями в промышленных кругах страны, Прейер до 1932 года давал обширную информацию о позиции германских промышленников по отношению к СССР, описание патентов и технологических процессов[115].

В начале тридцатых годов прошлого века параллельно с многочисленными агентами и «тайными информаторами Москвы» из числа немецких рабочих-коммунистов с советской разведкой начали активно сотрудничать ученые и инженеры. Это резко увеличило ценность добываемой НТР информации.

Одну из основных причин, которая заставляла высококвалифицированных специалистов становиться советскими агентами, в своих тюремных записках объяснил германский инженер Ганс-Генрих Куммеров. Сам он, начиная с 1934 года и до момента своего ареста гестапо, передавал секретную информацию по военно-техническим новинкам. Подробнее об этом человеке будет рассказано чуть позже, а пока – фрагмент его чудом уцелевшей исповеди.

«Выражение и понятие «шпион» и «шпионаж» в их обычном смысле не отражают моего поведения… Речь шла о том, чтобы способствовать ее (России. – Прим. авт.) техническому развитию и оснастить в военном отношении для ее защиты от соседей, откровенно алчно взирающих на эту богатую и перспективную страну, население которой составляют замечательные, идеальные по своему мировоззрению люди, но еще слабые в области техники… С этой целью их друзья во всем мире помогают своим русским единомышленникам делом и советом, передавая им все необходимые знания, а особенно сведения о вооружении, которое могло и должно было быть использовано для нападения на Россию, и связанные с подготовкой этого нападения военные тайны…» И далее: «… друзья России с чистой совестью, следуя своим идеалам, стали пересылать технические тайны военных фирм… Так поступил и я…»[116].

О размахе работы советской разведки по линии НТР в этой стране можно судить по отчету за 1930 год, который подготовил Союз немецкой промышленности. Эта организация основала бюро по борьбе с промышленным шпионажем. По его оценкам, ежегодные потери к концу двадцатых годов прошлого века составляли более 800 млн марок или почти четверть миллиарда долларов в год. При этом усилия в борьбе со шпионажем, предпринятые Союзом немецкой промышленности, почти не имели успеха. Объяснение простое – советской разведке удалось внедрить коммуниста в головной офис бюро на должность секретаря.