– Понял, – кивнул Михаил, с трудом подавляя желание снова рассмеяться. – Деликатность и профессионализм – это, считай, мои главные качества.

Алексей с довольной улыбкой хлопнул себя по коленям, энергично вскочил и с шумом отодвинул табурет.

Перед тем как направиться к двери, он неожиданно остановился, порылся в кармане и вытащил аккуратно сложенный конверт. Положив его на край стола, чуть придвинул к Михаилу.

– Тут, так сказать, аванс. Чтобы ты не думал, будто я пришёл с пустыми руками. Это за профессионализм, деликатность и, не побоюсь слова, за искусство. Внутри – твой гонорар. Думаю, ты сам поймёшь, что это не просто «на пиво», – сказал он, многозначительно посмотрев на конверт.

Михаил приподнял бровь, развернул его и мельком заглянул внутрь. Купюры были не только плотными, но и явно не советскими. Валюта выглядела вызывающе уверенной, как и сам Алексей.

– Щедро, – сказал Михаил, не скрывая лёгкого удивления. – Даже слишком, если учесть, что модель ещё не вошла.

– Это потому, что я заранее знаю: она уйдёт довольной. А главное – ты вдохновишься. Деньги – это просто форма благодарности, – подмигнул Алексей и чуть понизил голос. – И к тому же, я в тебя верю. Не забывай: за границей твоя слава может начаться с этих самых стен.

– С таких стен только тараканы выбираются в люди, – фыркнул Михаил, но улыбка уже окончательно выбила серьёзность с его лица.

– Ну, я тогда побежал, дела сами себя не сделают. Ты, главное, помни: сегодня вечером у тебя в гостях будущая звезда мирового уровня. И от твоих кадров зависит судьба не только отдельной девушки, но и всей советской эротики в целом. Так что не подведи, дорогой товарищ фотограф, – фарцовщик снова весело усмехнулся и протянул Михаилу руку.

Тот пожал её крепко и коротко, почти по-деловому. Алексей подмигнул напоследок и выскользнул из комнаты, оставляя за собой след яркой улыбки и дорогого импортного одеколона. Дверь хлопнула негромко, будто сама понимала, что лишний шум здесь был бы совсем ни к чему.

Оставшись в одиночестве, Михаил вздохнул глубоко и с явным облегчением, чувствуя, как напряжение постепенно уходит. Тишина комнаты, ещё недавно казавшаяся серой и беспросветной, теперь наполнилась ожиданием чего-то совершенно нового, почти запретного и потому невероятно притягательного.

– Что ж, – пробормотал он самому себе, растягивая губы в невольной улыбке, – давно я не участвовал в таких приключениях. Старею, наверное. Или наоборот – молодею.

Нетерпеливо засучив рукава, Михаил принялся приводить фотолабораторию в порядок. Он быстро убрал со стола старые бумаги и пачку выцветшей фотоплёнки, аккуратно сложил пустые коробки в угол и смахнул пыль с подоконника, расчищая место для будущей модели. Затем осторожно протёр линзу камеры мягкой тряпочкой, сдувая остатки пыли и представляя, как через несколько часов здесь будет разворачиваться удивительное и совершенно абсурдное действие.

Настроив фотоаппарат, Михаил внимательно проверил штатив, который теперь стоял ровно и выглядел почти уверенно, словно сам поверил в важность происходящего. Подвинул лампу поближе, мысленно прикинув угол падения света, поправил провода, которые вечно норовили запутаться, и, удовлетворённый, осмотрел своё творение.

«Почти Голливуд», – усмехнулся он про себя, окинув критическим взглядом скромное убранство комнаты. Ему отчётливо представилась картина сегодняшнего вечера: неловкость первых минут, смешные позы, попытки изобразить изящную красоту советской женщины, живущей в условиях повсеместного дефицита и всеобщего приличия. Эта мысль казалась одновременно пугающей и невероятно смешной, и Михаил почувствовал, как внутри снова закружилась странная смесь волнения и азартного предвкушения.