– Да уж, – отозвался Штукин. – Просто замечательно. – И тут его неожиданно быстро и очень гулко вырвало. Валерка даже удивился – ему ведь приходилось выезжать на разные трупы: на гнилостные, на расчлененные, один раз даже на пролежавший больше недели в ванне…

– Ничего, – сказал Денис. – Это нормально. Это нормальная реакция нормального организма.

Штукин отплевался от блевотины, отдышался и тихо пробормотал:

– Нормально. Так нормально, что и в Господа нашего уверовать можно.

– А вот этого не надо! – скривился Денис. – Он-то тут точно ни при чем. И вообще, должен тебе сказать, что народ у нас не религиозен, а чудовищно, дико суеверен. Как в Средневековье. Даже хуже. Гороскопы в модных журналах наголову разбили Библию. У меня много знакомых, которые носят кресты и ходят в церковь. Гороскопы они читают, а Библию – нет. Ничего удивительного – гороскопы ближе, понятнее, простым языком написаны… Серость выдается за набожность. А я вот – крест не ношу, но к Христу ближе… Врубаешься?

– Угу, – кивнул Валера. – Я тоже по церквам не хожу. А сейчас вот как-то потянуло.

– Это эмоция. «Бессилие и страх человека перед дикой природой…»[7] Их начавшийся было богословский спор прервали шаги на лестнице. Они замолчали, а через несколько секунд голос с характерным вологодским говорком спросил:

– Живые есть?

– Есть, товарищ сержант, – отозвался Штукин, узнавший по голосу сотрудника из своего родного 16-го отдела.

– А кто это говорит? – удивленно спросили с лестницы.

– Говорит Москва! – рявкнул Денис, пытаясь очистить руки от липкой засыхающей крови. – Открывай быстрее, а то мы закапризничаем!

Сержант что-то буркнул в ответ, но что именно, разобрать было трудно, так как на лестнице сделалось вдруг как-то сразу очень шумно от топота множества ног, шума открывающихся дверей в квартирах соседей Дениса, каких-то женских причитаний, трезвона мобильных телефонов, ругани и множества других звуков, сопровождающих в таких случаях появление сотрудников милиции. Штукин не чувствовал даже раздражения. На него навалилось тупое равнодушие, он встал, стараясь не наступать на тех, с кем еще совсем недавно разговаривал и смеялся. Зашатавшись на одной ноге, Валера уперся в стенку лифта рукой – и в ладонь впился острый кусочек пластмассы, торчавший из пулевого отверстия.

– Ебтыть! – ругнулся Штукин, не удержался на одной ноге и снова сполз вниз. Он уселся прямо на труп Муллы.

– Нас достанут или да?! – заорал Денис. – Мне еще в ад рановато! Эй!! Люди!!!

– Ты кто? – спросил, очевидно, Дениса уверенный голос из-за двери. Судя по уверенности, это был старший офицер.

– Кто я – я знаю! А вот ты – кто?! – гавкнул, срываясь, Волков. Его начал бить нервный озноб, видимо, пришел наконец-то страх от всего случившегося.

Ответ из-за двери был таким же раздраженным:

– Начальник отдела Баранов! Достаточно?!

– Повезло. Наконец-то повезло, – чуть не всхлипнул Денис умиленно, а Штукин вдруг заржал в голос. Волков глянул на него и тоже засмеялся – каким-то диким, булькающим смехом. Они смеялись и никак не могли остановиться.

– Смешливые попались! – крякнул все тот же голос – судя по всему, этот Баранов прижимался к дверям, пытаясь вглядеться в пулевые пробоины.

– Ой, – утер наконец-то слезу Денис. – А ты ведь, друг, долго начальником отдела-то не пробудешь!

Штукин снова попытался встать, и от этого движения голова Муллы странно завалилась набок. Единственным уцелевшим глазом голова смотрела прямо на Валерку.

– Да что ты? – ухмыльнулся невидимый сотрудник. – Никак меня опять увольнять собрались?!