Воронок по-армейски щелкнул каблуками, но ответил по-ментовски:

– Расколем! Если по-честному…

– А тебя что, кто-то заставляет по-нечестному делать?!

Воронцов старательно «ел глазами» метавшееся по кабинету начальство:

– И нос утрем, товарищ полковник!

Крылов остановился, вскинул брови в деланом недоумении:

– Так ты нос утереть хочешь или расколоть?

– Сначала расколоть, а потом утереть!

Воронок хорошо знал эту манеру полковника постоянно «хватать за язык», поэтому не дал себя поймать.

Петр Андреевич брюзгливо пожевал губами:

– И?!

Опер потупился:

– Ну, мы ж работать-то недавно начали…

– Понятно! – перебил его Крылов и по-людоедски ласково улыбнулся: – А чего ж ты мне не докладываешь, что второго упустили?

Воронок быстро слизнул выступивший на верхней губе пот, клятвенно прижал руки к груди:

– Так его скоро ребята привезут!

– Да что ты?! – радостно и умиленно всплеснул руками Петр Андреевич. – А откуда?

– Из Тосно…

– Из Хуесно!! – пнул ногой стул полковник. – Охуеть – не встать! А я вот знаю, что он сейчас около бассейна СКА на Лесном проспекте!

– А… откуда?..

– Оттуда! – Крылов подошел к Воронцову вплотную. – Да за ним опушники второй день ходят, все стараются обнаружить в пространстве Толика… Вы же Анатолия задержали?

– Да… так точно…

– Задание опушникам убойщики выписывали – давно еще… Они должны Толика «выкупить», чтобы «убойный» завершил наконец свое эпохальное мероприятие: на этой парочке кровь, но давняя, не с лифта! Понял? А теперь мы Толика хапнули и весь банкет «убойному» обосрали, потому что вам нос захотелось утереть! Они просто не знают еще, что Толик у нас! А как узнают – такой вой поднимут! И сразу выяснится, кто кому чего утер…

До Воронка быстро дошла вся хреновость ситуации. До него вообще все очень быстро доходило.

– Петр Андреевич, но мы беседуем с ним пока, нюансы есть, он…

Крылов устало уселся за свой стол и махнул рукой:

– Вздор это все. Вздор. Не станет «воркутенок» говорить. Сам не станет. Иди старайся.

Воронцов вернулся к себе в кабинет, закурил, пытаясь успокоиться, и уперся взглядом в скованного наручниками Анатолия Лавренева (по погонялу Лаврентия). Лавренев был крепким, коротко стриженным парнем. Когда-то он неплохо боксировал, но в последние годы занимался ночным разбоем и удары отрабатывал на жертвах – их Лаврентий с подельниками засекали у автомобильных стоянок, потом доводили до подъездов, там нападали стремительно, били и брали с уже бесчувственных тел все сколько-нибудь ценное. На разбой Лавренев ходил как на работу – почти что каждый день. Его бригадку было трудно отловить, потому что жертвы, приходя в себя, как правило, в больнице, никого не могли вспомнить и опознать. А некоторые вообще в себя уже и не приходили… Длинная и безнаказанная череда налетов убедила Лаврентия в том, что у милиции на него ничего нет, поэтому факт задержания был для него полной неожиданностью. «Колоться» он действительно не собирался и на тяжелый взгляд Воронка ответил уверенно-наглым взглядом.

Опер загасил окурок в пепельнице и без прелюдий продолжил разговор, прерванный Крыловым:

– У тебя, Толик, отсюда есть два выхода. Один – в тюрьму. Второй, не хочу врать, тоже в тюрьму. Но есть нюансы! Которые делают эти два выхода если и не противоположными, то разными. Ты ведь налетчик опытный, в переделках бывал… Сколько раз тебя в оперчасти мучили?

Лавренев вскинул голову:

– Вот именно, что мучили!

Воронцов ухмыльнулся:

– И все безвинно, поди?

Лаврентий прищурился и слегка цыкнул зубом:

– Винно, безвинно – а, однако, несудим я! Юридический факт.