На деле же нарядных платьиц у меня не было. Как не было и всего остального. Море я видела в фильмах, а теннис, ролики и мольберты с красками так и остались в мечтах. Потому что мы всегда экономили.

Даже здесь, живя на всем готовом и имея возможность откладывать деньги, мы не позволяли себе ничего. Мама даже не брала положенный отпуск, и ясное дело, летом отпуска не было и у меня.

Но я даже не заикалась о том, что хотела бы поехать в какой-нибудь лагерь, потому что боялась стать неблагодарной дочерью. Я никогда не забуду, как когда-то давно, еще в начальной школе, решилась попросить телефон.

Вместо ответа мама отвезла меня в детдом «на экскурсию». Чтобы навсегда отбить охоту что-то просить, она нашла с кем договориться.

- Вот посмотри, как живут ребята, которых мамы не стали воспитывать, а отдали государству. У мам не было денег на капризы своих деток, поэтому они отдали их в детдом. У них нет даже своего уголка. Нет своих игрушек и книжек. Они ждут очереди в туалет и моются раз в неделю. Называется – банный день. Они едят одну перловку. И им нельзя выходить за территорию.

В один момент мне моя жизнь показалась той самой жизнью принцессы. С  расширенными от страха глазами я оглядывалась вокруг. Выкрашенные до половины в отвратительный грязно – зеленый цвет стены, вытертые до проплешин ковровые дорожки и отвратительный запах какой-то кислятины, преследовавший нас везде.

В каждой комнате огромное количество кроватей, а вдоль стены белые шкафчики. Такие, как в переодевалке в спортзале. А гулявшие во дворе дети только добавили градуса ужаса.

В глазах некоторых читалась тоска, у кого-то надежда. Но больше я видела злобных взглядов. В довершение моего личного апокалипсиса, я услышала, как кто-то смачно плюнул вслед нам.

Надо ли говорить, что больше я никогда ничего не просила?! И жутко боялась расстроить маму, потому что призрак детского дома витал над моей кроватью.

И какой я испытала ужас, когда утром меня стошнило, а мама была рядом!

- Ты что, беременна? – холодно спросила она. Даже не холодно. В голосе послышался настоящий лед. Такой, что казалось он везде. И стоит сделать шаг, он захрустит под ногами.

- Нет! - я испуганно вытаращила глаза, пытаясь сдержать следующую волну дурноты.

- Здесь все продукты хорошие. А если бы ты съела в институте что-то некачественное, плохо стало бы уже к вечеру, - пригвоздила она.

- Кто он, - этот вопрос произнесен был так же, с той же интонацией.

- Мама, со мной все в порядке, - пролепетала я, хватая воздух ртом, чтоб как-то погасить рвотный позыв.

- Я вижу. Еще раз спрашиваю: кто он? Или ты хочешь, чтоб я искала твоих одноклассников и выясняла у них, с кем ты шлялась? А может мне в институт ехать? Умеет кататься, пусть научится и саночки возить! Или ты на улицу с пузом пойдешь?

Я и раньше побаивалась матери. Но сейчас, когда я сама от растерянности и непонимания того, что со мной происходит, едва держалась на ногах, мне стало по-настоящему страшно. От одной мысли, что мама обивает пороги домов моих зажравшихся одноклассников и требует выдать «автора пуза», у меня в глазах потемнело. Или идет в деканат, чтоб узнать, с кем я встречалась. Тогда и в универе насмешек не избежать.

- Не надо никуда ехать! – вскрикнула я и метнулась в ванную. Но, конечно, запереться не успела, и «прокурор» снова был у меня за спиной.

- Если я правильно поняла, ты собираешься делать аборт? – мама нашла другое решение проблемы. – Ну что ж, так даже лучше. Сегодня купишь тест, чтоб наверняка знать. И если все подтвердится, я отпрошусь на завтра, и поедем вместе в клинику.