- Что такое? Куда ты смотришь? Черт… это Соловьев, что ли? Вот мудило…
- Показалось, наверное.
- Как бы ни так. Я эту каланчу даже в такой темноте узнаю. Тесен мир.
- Угу… Пойдем, что-то мне нехорошо.
- Еще бы… Не представляю, как ты не вцепилась в его надменную рожу, – подала голос подоспевшая Катя. Обычно сдержанная и доброжелательная, сейчас её буквально трясло от ярости.
- Да ладно, Кать. Сколько лет прошло?
Я делано равнодушно пожала плечами и возобновила движение. Из-за нас и в без того тесном проходе образовалась пробка.
- Пять! А ты до сих пор за ним дерьмо разгребаешь! И ладно бы была виновата, а так… - Катя с досадой взмахнула рукой, обогнала нас всех и с силой толкнула входную дверь. Мы вывалились из клуба и, не определившись, что делать дальше, замерли посреди улицы.
- Знаешь, а я, по прошествии лет, его даже зауважала…
- За то, что он разрушил твою карьеру? – сощурилась Нинка.
- За то, что он сделал все, чтобы докопаться до истины. И рук не опустил, как сделали бы другие на его месте.
Я говорила правду. То, как Соловьев боролся… восхищало меня. Может, я была какой-то неправильной, но по прошествии стольких лет, я не могла его ненавидеть.
- Поверить не могу, что слышу это! Он же тебя на всю страну оболгал! Ау! Это из-за него ты лишилась карьеры, мужа, привычной жизни…
- Мужа она лишилась потому, что тот слабаком оказался. Нечего ему было делать рядом с нашей Яськой… - возразила Катя и была права. Соловьев не был виновен в моем разводе со Стоцким. Просто у того не оказалось яиц. Мнение избирателей для него было важнее жены. А потому он подал на развод сразу, как только мне с подачи Соловьева были предъявлены обвинения.
- Да к черту его… Что было – то прошло. Не хочу вспоминать. Мне бы с настоящим разобраться.
Я растерла лицо руками и поежилась. День какой-то дурацкий. И Соловьев этот – как лишнее напоминание о счастливом прошлом… Думала, что хуже уже не будет – и вот, пожалуйста.
- С настоящим – это проще простого.
- Правда? – удивилась я.
- Угу. Ты ведь можешь восстановить номер!
- Точно… - Я с шумом выдохнула. Вот ведь, как просто… И если бы моя паника не была такой сильной, я бы и сама до этого догадалась. Просто восстановить номер… Тоненький голосок внутри пропищал: а дальше что? Ждать, когда Птах позвонит? И позвонит ли… Год прошел с нашего последнего разговора. Он никогда не пропадал так надолго. Да, порой бывало, что тот месяцами не объявлялся. Если уезжал в какую-нибудь Намибию или… когда у него появлялась женщина. Птах, конечно, не говорил мне об этом прямо. А я… я просто чувствовала это каким-то странным звериным чутьем. Как чувствовала и то, что это всё несерьёзно и, может быть, поэтому не ревновала.
- Ну, что, так и будем стоять? По домам или куда-нибудь двинем?
- Я уже Коле позвонила, он сейчас за нами приедет, – вздохнула Катя.
- Вот и хорошо. А то я что-то устала. Если что, мы бы и на такси могли.
- Да ладно, нам не трудно…
- Нет, все же странно, что Соловьев объявился. Тут на днях во всех новостях трубили, что его, наконец, освободили из плена.
- Какого еще плена? – нахмурилась я.
- Деталей не знаю, но говорят, что его с еще одним журналистом из Ассошиэйтед пресс взяли в заложники и почти год продержали в плену в какой-то африканской стране. Где там сейчас война? Не помнишь?
- В Судане? – пожала плечами Катя.
- Неважно. Может и там… Только главное, знаешь, что? Главное, что бог – не Тимошка. Вот и Соловьев получил по заслугам за все, что с тобой сделал.
- Да ладно, Нин.
- Ну, а что? Все по справедливости! Ты из-за него в жопе мира батрачишь, хотя могла бы в лучших столичных клиниках карьеру строить. У тебя же руки золотые, Яська.