– Сам я приезжий, понял?.. Не здешний… Женщина у меня здесь, в Москве, баба… Короче – я живу с ней. Все!
Он стукнул кулаком по столу, надвинул кепку и замолчал, видимо, надолго.
Сергей вытер пот со лба – здесь становилось невыносимо жарко. Сорокин перегнулся через стол и шепнул ему:
– Сережа, выведи отсюда девочку, пусть поиграет в сквере.
– Не твое дело, – шепнул ему Сергей в ответ.
Сорокин откинулся и опять улыбнулся так, словно жалел его.
Потом он встал и одернул пиджак.
– Извините, ребята, я пошел.
– На стадион придешь? – спросил Петька.
– К сожалению, не смогу. Надо заниматься.
– В воскресенье? – удивился Игорь.
– Что поделаешь, экзамены на носу.
– За какой курс сейчас сдаешь, Славка? – спросил Женечка.
– За третий, – ответил Сорокин.
– Ну, пока, – сказал он.
– Общий привет! – помахал он сжатыми ладонями.
– Олюсь, держи! – улыбнулся он и протянул девочке шоколадку.
– Э, подожди, – окликнул его Зямка, – мы все идем. Здесь становится жарко.
Все встали и тесной гурьбой вышли на раскаленную добела улицу. Асфальт пружинил под ногами, как пенопластовый коврик. Туча не сдвинулась с места. Она по-прежнему темнела за высотным зданием и была похожа на чистое лицо всех невзгод. Она вызывала прилив мужества.
– А ты на стадион поедешь? – примирительно обратился к Сергею Сорокин.
– А что ты думаешь, я пропущу такой футбол?
– Ничего я не думаю, – устало сказал Сорокин.
– Ну, не думаешь, так и молчи.
Сорокин перебежал улицу и сел в автобус, а все остальные медленно пошли по теневой стороне, тихо разговаривая и посмеиваясь. Обычно они выходили с шумом-гамом, Зямка рассказывал анекдоты, Ильдар играл на гитаре, но сейчас среди них была маленькая девочка и они не знали, как себя вести.
– Куда мы идем? – спросил Сергей.
– Потянемся потихоньку на стадион, – сказал Игорь. Посмотрим пока баскет на малой арене, там женский полуфинал.
– Папа, можно тебя на минуточку? – сказала Оля.
Сергей остановился, удивленный тем, что она говорит совсем как взрослая. Друзья пошли вперед.
– Я думала, мы пойдем в парк, – сказала девочка.
– Мы пойдем на стадион. Там тоже парк, знаешь, деревья, киоски…
– А карусель?
– Нет, этого там нет, но зато…
– Я хочу в парк.
– Ты не права, Ольга, – сдерживаясь, сказал он.
– Не хочу я идти с этими дядями, – совсем раскапризничалась она.
– Ты не права, – тупо повторил он.
– Мама обещала покатать меня на карусели.
– Ну пусть мама тебя и катает, – с раздражением сказал Сергей и оглянулся.
Ребята остановились на углу.
У Оли сморщилось личико.
– Она же не виновата, что у нее конференция.
– Мальчики! – крикнул Сергей. – Идите без меня! Я приеду к матчу!
Он взял Олю за руку и дернул:
– Пойдем быстрей.
«Конференция, конференция, – думал он на ходу, – вечные эти конференции. И теща сегодня уехала. Веселое воскресенье. Чего доброго, Алка станет кандидатом наук. Тогда держись. Она и сейчас тебя в грош не ставит».
Он шел быстрыми шагами, а девочка, не поспевая, бежала рядом. В правой руке она держала завернутого в платочек рака. Из ее кулачка, словно антенны маленького приемника, торчали рачьи усы. Она бежала, веселая, и читала вслух буквы, которые видела:
– Тэ, кэ, а, нэ, и… Пап!
– Ткани! – сквозь зубы бросал Сергей.
– Мясо!
– Галантерея!
Кандидат наук и бывший футболист-неудачник, имя которого помнят только самые старые пройдохи на трибунах. Человек сто из ста тысяч. Да-да, да, был такой, ага, помню, быстро сошел… А кто виноват, что он не стал таким, как Нетте, что он тогда не поехал в Сирию, что он… Уважаемый кандидат, ученая женщина, красавица… Ах ты, красавица… Ей уже не о чем с ним говорить. Но ночью-то находится общий язык, а днем пусть она говорит с кем-нибудь другим, с Сорокиным, например, он ей расскажет про Кваренги и про всех остальных и про колонны там разные – все выложит в два счета. Ты разменял четвертую десятку. А, ты опять заговорил? Ты сейчас тратишь четвертую. На что? Отстань! Кончился спорт, кончается любовь… О, любовь! Что мне стоит найти девочку с сорокового года, пловчиху какую-нибудь… Я не об этом. Отстань! Слушай, отстань!