Когда Алена вчера позвонила и предложила вместе погулять в парке, моим первым желанием было отказаться. Слишком взвинчена я сейчас. Как я ни старалась абстрагироваться от слов Скалаева, но встреча с ним выбила меня из колеи, сковырнула старые раны и разбудила старые обиды.

И все-таки я рада, что решила согласиться. Смотрю сейчас на ее малышку, мирно сопящую в коляске и кажется, обо всех проблемах забываю.

— А она долго спать еще будет? — шепотом, но весьма недовольно интересуется Тимур. — Я хочу ей открытку подарить.

— Искренне надеюсь, что да, — смеется Алена. — Маруся сегодня всю ночь бунтовала, я думала с ума сойду, так что пусть еще немного поспит, хорошо? А открытку мы ей обязательно покажем. Уверена, ей понравится.

Тимур хватает новую огромную бетономешалку и убегает на площадку, а я еще раз повторяю Алене:

— Спасибо за подарок. — Очень хочется добавить привычное “не стоило”, но знаю, что это приведет лишь к очередному спору.

Мы садимся на лавочку и я, набрав побольше воздуха в легкие, выпаливаю:

— Я к нему сходила.

— Да ладно? — глаза подруги округляются и она осторожно спрашивает: — И что? Он согласился отдать тебе свой голос?

— Согласился, — вздыхаю. — Но на своих условиях.

— И…? — от нетерпения она даже толкает меня локтем. — Не томи.

— Я бы согласилась на любые условия, ты же знаешь. Но дело не в этом. Он знал.

— Что именно? — она удивленно поднимает брови, но тут же отрицательно мотает головой. — Нет, это исключено.

— Он сам сказал.

— Не может быть, Алиса, — все так же уверенно повторяет она. — Он не мог знать о существовании Тимура…

— Но тем не менее, — усмехаюсь я всеми силами пытаясь изгнать из голоса горечь. — Он сказал, что знал еще шесть лет назад, но ему было наплевать.

— Но…, но он же, — подруга от волнения начинает даже заикаться. — Но он говорил что у него нет детей. Так искренне!

— Тебе? Ты с ним общалась? — теперь настала моя очередь округлять глаза. Хотя чему я удивляюсь? Скалаев давно был запретной темой в наших разговорах и вполне логично, что они с Аленой могли пересекаться. Это мы с Маратом оказались в разных кругах, Алена же продолжала вращаться в прежних, даже несмотря на то что в Москве появлялась лишь раз в пару месяцев.

Когда наши отношения с Маратом зашли в окончательный тупик, подруга предложила мне перевестись в Питер, даже нашла нам подходящий университет и сама уладила все вопросы с документами. Но за неделю до переезда я узнала, что беременна. Отец ребенка даже не захотел меня выслушать, а мой собственный сразу же отправил “решать проблему”. Алена уехала в Питер, а я осталась совсем одна.

Поначалу у меня было эгоистичное желание рассказать подруге о беременности, я была уверена, что она меня не бросит и останется в Москве… но для нее это бы значило испортить отношения с родителями и идти на попятную в деканат, дубовой дверью которого она громко хлопнула, забирая документы. Решение оставить ребенка было моим, а значит было бы несправедливо ожидать от нее готовности изменить свою жизнь.

А я еще я трусливо боялась, что если она узнает о малыше, то тоже начнет меня отговаривать от решения рожать. Мне тогда казалось, что никто не в состоянии понять меня и мои проблемы. Весь мир был против меня.

Когда я сообщила ей, что передумала и никуда не поеду, Алена обиделась и даже разозлилась. Я была уверена, что в тот день потеряла последнего близкого человека. Но в отличие от моего отца и Марата, она была не такой категоричной, и уже через некоторое время она сама написала мне. Поначалу наше общение все еще было натянутым, но со временем мы снова сблизились и когда я ей, наконец-то, рассказала про Тимура… я впервые видела чтобы человек одновременно хотел меня придушить и расцеловать.