Черт, эти здоровенные тапочки нужно было оставить в кустах. Да по фигу, чего уж теперь!
– Как выпью, сам себе не хозяин, – жмется служивый и, услышав шум, резко поворачивается ко мне.
Выскакиваю из кустов, пытаясь сохранять грациозность. Ну, насколько это возможно в шубе и тапках. Протягиваю Пашке аргумент в виде бутылки, делаю удивленный взгляд:
– Ммм, а кто этот статный мужчина? Кто-нибудь мне скажет?
Пока Паша хлопает глазами, Ярик хватает бутылку и наливает виски в стаканчик.
– Зд-д-дравствуйте, – краснеет мужчина, когда я обхожу его, оглядывая со всех сторон.
– Аня, – протягиваю ручку.
Исступленно и вдохновенно хлопаю ресницами, пока он ее жмет. Глаза от напряжения грозятся выпасть из орбит, но чего не сделаешь ради правого дела. Беру стаканчик и протягиваю ему.
– Выпьете с нами? М?
– Так я… это… я…
– Конечно выпьете. Как же хорошо, что вы пришли! – Буквально силой вкладываю стаканчик ему в руку. Подталкиваю под локоть. – Вот так, хорошо. За нас, за вас, за прекрасный вечер!
Подмигиваю парням. Мужчина морщится, а Ярик подливает еще. Пашка хмурится и недобрым взглядом косится на меня.
– Между первой и второй перерывчик небольшой. – Вкладываю ему наполненный до краев стаканчик в ладонь. – Расскажете нам о своей работе? Наверное, очень интересная?
– Я… – Мнется мужчина.
Подхожу к нему близко-близко и снимаю очки. Он даже рот открывает от такой дерзости.
– Ох, как же вам идет без очков! Вот это глазищи! – Участковый часто моргает узенькими, как у крота, глазками. Складываю его толстенные окуляры и вставляю ему в ворот рубашки. – Как вы говорили, вас зовут?
– Василий…
– Что это за аромат, Василий? Нет-нет, погодите, дай угадаю. – Припадаю к его груди, едва не касаясь носом шеи, вдыхаю и делаю шаг назад. – Bleu de Chanel?
– Одеколон «Шипр», – смущаясь, словно подросток, прячет глаза лейтенант Гунько.
– Надо же, так и пахнет… мужчиной, тестостероном и… силой! – Оглядываю его дряблые плечи и невзрачное лицо с видом знатока.
Слышу Пашкин кашель и оборачиваюсь, делая самое невинное лицо, на которое только способна.
Паша
Мы сидим на диванчиках в комнате, заполненной страшными звуками, способными убить любовь к музыке у любого человека. В комнате, где все желающие могут выйти на сцену и спеть караоке. Что они с удовольствием последние полчаса и делают.
Сидим, терпим и мечтаем свалить.
– Мы с тобой тупо отрываемся или просто боимся остаться наедине? – Шепчу Ане на ухо.
Она поворачивается ко мне и улыбается. Едва заметно пожимает плечами. У нее тоже нет ответа на это вопрос.
– Говорил ведь я! Нельзя мне пить! – Стонет участковый.
Он сидит на диванчике в кителе, рубашке, семейных трусах и длинных черных носках, натянутых чуть не до колен на манер гольфов.
– Вася, тебе хорошо? – Спрашивает Ярик, сидящий напротив.
Гунько оглядывает зал, задерживает взгляд на коротеньких юбчонках танцующих девиц.
– Да-а-а. – Улыбается с видом довольного лиса, попавшего в курятник, и машет рукой какой-то брюнетке, стоящей на сцене и пытающейся петь: «Младший лейтенант, мальчик молодой! Все хотят потанцевать с тобой». Василий дергает плечами в такт и закатывает глаза.
– Вот и замечательно.
– Так глупо же! Так глупо! – Он качает головой. – Изымал паленый безакцизный алкоголь, хранил его опечатанным у себя в кабинете. Кто ж знал? Год лежала эта коробка с вещдоками, второй пошел. Все суды прошли, все разбирательства, а она лежала, мне глаза мозолила. Ну, и начал я ее понемногу приходовать. А тут проверка нагрянула, и кранты. Пришлось написать рапорт, ушел по собственному желанию. Восстановиться смог только, когда новый начальник УВД пришел. И то только участковым взяли!