– И в самом деле.

– А священник мне сорок давал…

– Невежа! – вставил я.

– Но я уперся: пятьдесят или ничего.

– Я бы предпочла «ничего», – сказала Амелия. – Так сколько, вы говорили, в ней ладоней?

– Кстати, как дорого здесь сдают? – небрежно обронил я.

– Что?

– Сдают!

– Да она вовсе даже не сдает, все одиннадцать милей в час делает, ей-богу!

– Одиннадцать? Надо же!

– Одиннадцать милей в час. Глядите-ка, вот сколько до дома сквайра Мортона? Десять? Десять с лишком?

– Да все одиннадцать, – твердо сказал я.

– Ну вот! В воскресенье поехал на ней туда. Так в десять выехали, а без двух одиннадцать уже стояли у него перед дверью.

– Ничего себе! Но все-таки за сколько здесь сдают?

– Что сдают?

– Дом. Я думаю снять здесь дом. Плата высокая?

– Высокая? А, это да. Вот когда я сюда приехал…

Покинув его, мы снова забрались на холм. Вечернее солнце освещало гравийный карьер рядом с нами, и он сверкал в лучах подобно золоту. Три темные ели, как часовые, стояли на краю. Они охраняли сокровище…

Над ухом прозвучал голос Амелии.

– Замечательный был день, – сказала она. – Просто замечательный! Даже не буду пытаться вас благодарить, вы и сами все поймете.

– Думаю, понимаю. Я хотел сказать вам то же самое.

– А теперь нужно возвращаться в Лондон. Что ж…

– Мы и в Лондоне неплохо провели время. Не судите строго.

Амелия молчала.

– Мы ходили в зоопарк, – продолжал я. – Сразу, как только познакомились. А помните белого медведя? А Чарлза? Потом мы пошли в аббатство, а после пили чай. А Тауэр, а…

– Конечно, я все помню.

– Но забудете, как только вернетесь в Америку.

– Почему же?

– Но ведь забудете?

– Это вы говорите, не я.

– Америка такая большая, там столько людей, и…

– Несколько миллионов, – вставила Амелия.

– Вот именно, – подтвердил я.

Я снова посмотрел на хвойных стражей над гравийным карьером. Повезло им – охранять такое сокровище. Впрочем, есть кое-что ценнее золота. Или гравия.

– Не уезжайте, – прошептал я. – Вы мне нужны.

Она посмотрела на возвышающиеся над долиной холмы. Сразу за ними – ну или почти сразу – Лондон.

– Я показал вам Лондон, – продолжал я, – позвольте мне показать вам мир. Он такой большой, годы уйдут, чтобы изучить его хорошенько.

– И даже больше, чем годы.

– Да, возможно целая жизнь. И даже больше… О, я знаю, что совсем не умею развлекать – я весь в работе. Она всегда будет для меня на первом месте. Но если вы возьмете меня на испытательный срок, я буду верно служить вашей светлости. Нет – вашему величеству.

Тут Амелия заговорила очень быстро:

– Знаете, у вас прекрасный характер, честный взгляд и любезные манеры. В общем, если вы подпишете договор, то я дам вам месяц испытательного срока. Ах, Тедди, нет, не месяц – всю жизнь, милый мой!

И Тедди подписал договор.

– Помнишь, как мы навещали кузину Нэнси?

– Милый, я помню все, что мы делали вместе.

– А помнишь, как мы с ней попрощались?

– Подожди-ка, – улыбнулась Амелия, – по-моему, как-то так, да?

В сумерках мы шли к станции, взявшись за руки.

– В любом случае с потолками все в порядке, – заметил я. – Ты сама так сказала. А потолки – это самое важное.

– А в саду ты насчитал одиннадцать яблонь.

– И раковина там первоклассная.

– Так что там с арендной платой?

– К черту плату…

– Да она и не красавица, – сказал я. – Я рад, что она всего лишь шьет подушки.

– Ты ведь не станешь отращивать бороду, милый?

– Никогда! У меня уже есть усы, верно?

Мы сели в пустой вагон.

– Я тебя люблю, – прошептала Амелия.

– Очень-очень?

– Очень-очень. И выйду за тебя замуж не из-за титула, или старинного поместья, или будущей государственной карьеры.