Разве не о чем было подумать Герте, усердно трудившейся возле лижущей белый песок воды? Ибо люди эти были настолько прочно связаны друг с другом, что испытываемую ими друг к другу любовь пронизывали жуткие и героические деяния, любого из которых было бы достаточно для размышлений на целую жизнь. Почти каждый мужчина этого народа был героем, годным в собеседники ангелам, и все они не только помнили о славе своих отцов, но и о том, что обязаны не посрамить её собственными делами, а женщины со своей стороны знали, что должны стать женами отважных мужей и матерями храбрецов.

Посему Герта распевала простые, но возвышающие дух песни о подвигах прежних времен и всем своим сердцем размышляла о них. Разве она, слабая женщина, не видела вражеские корабли на берегу того островка, и разве не видела она потом, как горели эти суда? Разве обугленные доски их, прежде выкрашенные в красный и чёрный цвета и нёсшие ужас ленивым и мирным жителям островов, не доживали свой век на том берегу под пологом ползучей брионии[2]? Разве не сверкала радость в её глазах, разве не румянились лоб и щёки, не прыгало сердце, не вздымалась грудь, пока боевая музыка становилась громче и приближалась с каждым мгновением, и, наконец, разве не она увидела своих дражайших соотечественников, ведших между собой пленников, а белое с красным крестом знамя плыло над всеми, благословляя равным образом и рыцаря, и морехода, и крестьянина; и когда она увидела своего дорогого-дорогого отца, отважного среди отважнейших, шествующего с ясными глазами, а на губах его лежало радостное победное ликование, пускай доспехи его обагряла не только кровь врагов, но и собственная? Разве она не пела тогда радостным и звонким голосом, а западный ветер веселился вместе со всеми и нашёптывал ей слова о земле обетованной? Она пела о короле, жившем в давние времена, муже мудром и отвагой превосходившем всех прочих, предательски убитом во время охоты лазутчиками врага – убитом на самой высоте мудрого и добродетельного правления, – одну из тех песен, которыми народ до сих пор чтил его память. Словом, она вдруг услышала голос труб, конную поступь, выводя звонким голосом:

И в самом деле, мимо неё на охоту ехала большая компания; медленно шли шагом кони между девушкой и рекой, так что Герта видела всех совершенно отчётливо, а в особенности – двух знатных рыцарей, ехавших впереди; один из них, весьма величественный и благородный, одновременно казался способным пробиться сквозь самую гущу битвы, завернуть обратно бегущих в отчаянии с поля боя и стать вместе с ними перед лицом преследующего врага, удержать на месте дрогнувшие в сражении ряды, вселить отвагу в сердце любого воина. Словом, представьте себе подобного витязя, наделённого к тому же такой красотой, что движения его казались музыкальными фразами; глаза его смотрели ласково, а утреннее солнце с любовью касалось золотых волнистых волос. Тот, что ехал возле него, был пониже и поуже в плечах, меньше телом и лицом, и – как будто бы – душою и сердцем тоже. В глазах его угадывалось тревожное беспокойство, он поджимал тонкие губы, словно бы пытаясь сдержать слова, которых не следовало произносить; а иногда – как странно – взгляд его менялся, глаза более не метались по сторонам, и тем не менее – на лице его появлялось больше рвения и странного беспокойства; тонкие губы чуть разделялись и как бы хотели произнести нечто, не желавшее оставлять его сердце. Однако глаза богатыря оставались спокойными, он не прикусывал полную губу под ясным, широким белым челом, в то время как лицо его спутника казалось землистым, лоб его был сразу и ниже, и уже, а лицо усеивали морщинки, созданные отнюдь не возрастом, потому что он был не старше другого.