– Не те ли это князья, у которых дом на Тверской, и которые в родстве с Орефьевыми? – голос Аннеты слегка потеплел.
– Через Полин Михайлову, кузину моей покойной маман.
– Ах, вот как! Ну, так и мы, Головины, с Орефьевыми родня. Двоюродная племянница первой жены моего мужа, урожденная Саврасова, во втором своем браке замужем за Китаиным. А тот Орефьевым ближайший родственник. Его двоюродный брат женат на кузине Аркадия Михайловича Орефьева, Софи, – явно гордясь своей прекрасной памятью и отличным знанием дворянских родословных, сказала Аннета.
– Я рад, что все оказалось не так уж и безнадежно, – улыбнулся граф. – Позвольте предложить вам чаю, кузина?
Оттаявшая Аннета, подобрав подол огромной юбки, уселась на диван, бесцеремонно сказав хозяйке:
– Садись-ка рядом, душа моя. Буду тебя рассматривать. Вот уж не ожидала, что Алексис женится во второй раз! Да на такой хорошенькой, беленькой девочке! Что ж это? Любовь, а? Седина в бороду, бес в ребро, так что ли?
– И на старуху бывает проруха, – в тон ей ответил граф. – Каюсь, я совершил безрассудный поступок и теперь хотел бы все исправить.
– Жена не рукавица, – нахмурилась Аннета, – с белой ручки не стряхнешь.
– Какие новости при дворе? – поспешила перевести разговор, стараясь уйти от щекотливой темы, Александра.
– При дворе вовсю обсуждают последнее «васильковое чудачество» государя нашего, Николая Павловича, – оживилась Аннета.
– Как-как? – удивилась графиня.
– Вот уж точно: седина в бороду, бес в ребро! Тютчев как-то метко назвал милые шалости Николая Павловича «васильковыми чудачествами», да так оно и пошло. Что ж, он поэт, наш Федор Иванович, мастер слова. Он шутит, мы принимаем. После того как Александра Федоровна родила седьмого ребенка, доктора сказали, что следующие роды могут стать для императрицы последними. Государю пришлось с этим смириться, но его особое внимание к фрейлине Вареньке Нелидовой уже ни для кого не секрет. Ходят слухи, что теперь она беременна, хотя ничего еще не заметно.
– Выходит, теперь у государя постоянная любовница. Это хорошая новость или плохая? – спросил Алексей Николаевич.
– Да кто ж его знает? Но вокруг Нелидовой мигом собралась толпа искателей.
– А что она?
– Мила, остра на язычок, хотя красоты особой я в ней не замечаю. Не то что твоя женушка, – пристально глянула на юную графиню Аннета. – Беленькая, ясноглазая, а та черна, как галка. Но фрейлина Нелидова, как никто другой, может Николая Павловича позабавить. Говорят, он устал от государственных дел. И даже жаловался недавно Смирновой-Россет: ах, почему я император? Был бы я птичкой, улетел бы на волю. Хочу, мол, отдохнуть от трудов праведных.
– А не привирает ли наша Александра Осиповна? – улыбнулся граф. – У нее ведь такая богатая фантазия, говорят, она даже пишет мемуары.
– Уж и не знаю, правда ли это? Но ей пишет Гоголь, – поджала губы Аннета. – Этот скверный, желчный человек низкого происхождения, распространяющий прескверные, злые карикатуры на наше общество.
– Ей, кажется, и Пушкин писал, и господин Лермонтов.
– Дурной-то пример заразителен! – рассмеялась вдруг Аннета. – Ну да бог с ней. Пусть пишет.
– Что еще обсуждают при дворе?
– На днях государь выиграл в карты двадцать пять рублей и купил на них Александре Федоровне прелестную шляпку. Та была в восторге.
Александра звонко рассмеялась.
– А еще обсуждают жену Сержа Соболинского.
И граф, и графиня одновременно вздрогнули, но оба не подали виду, что упоминание имени Соболинского их взволновало.
– Он нам сосед, – ровным голосом сказала Александра. – Имение его тетушки находится в той же губернии, где прошло мое детство. Я часто у нее бывала. Федосья Ивановна очень мила, хотя и старомодна. И его я немного знаю, хотя мы и не в родстве.