Снова легонько толкаю её плечом.

– Колись давай.

Я требую объяснений!

– Ну… Меня бросил муж… – признается она наконец.

И делает маленький глоточек из бокала.

– А-а.

Вот оно как.

– Так ты по нему ревешь, значит?

Такая мысль мне совсем не нравится. И я пытаюсь смазать послевкусие от собственного вопроса коньяком.

Сбить его нахрен…

– Нет. Не по нему… – вздыхает. – Скорее, по времени, которое потратила впустую. На человека, который этого не стоил.

– Изменил, что ли?

Вяло кивает.

И , зажмурившись, делает еще несколько глотков из бокала.

– Он сказал, что уходит к другой.... А потом… – продолжает она, расслабляясь.

И вино уже начинает постепенно размывать её взгляд.

– Мне написала и его беременная любовница. Вежливо попросила не мешать их счастью – морщится. – Сказала, что он был со мной из жалости. И еще – что я не должна пытаться его удержать.

Подливаю ей вина в бокал.

– Не понял. А чего тебя жалеть-то? Ты же молодая, красивая женщина.

Мадам смущенно улыбается и пожимает плечами. Но улыбка у неё какая-то неправильная, неестественная.

– А я детей иметь не могу – отвечает неожиданно легко. – Диагноз. Наверное, поэтому…

Но в следующую секунду она уже отворачивается, украдкой вытирает глаза и залпом осушает бокал.

Так, будто не вино, а анестезию в себя вливает.

– Я просто ваше фото с ребятишками увидела. Навеяло как-то – снова жмет хрупкими плечиками. – Период у меня, наверное, сейчас такой…Тяжелый.

Грудную клетку сводит неприятной судорогой.

И я неожиданно давлю в себе совершенно иррациональное желание притянуть её ближе, спрятать на своей груди, укрыть собой…

И зависнуть вот так хоть на целый час.

Как со своей.

Вот только это – гораздо ближе, чем просто секс, и потому – находится под строжайшим запретом.

Э, Камолов, мать твою!

Стоп-стоп-стоп.

Руку на место верни…

Но пульт управления уже давно переехал в штаны, а там у меня – всё слишком благородно, так что…

От одного раза ведь никто не умрет, верно?

И, обреченно глядя в потолок и усиленно делая вид, что я к этой ситуации совершенно не причастен, притягиваю мадам к себе.

– Так… Давай-ка… – укладываю её к себе на грудь.

Мадам не сопротивляется. И, поджав под себя ноги, лишь тихонечко шмыгает носиком, пока меня – стремительно утягивает в ностальгию.

В те времена, когда, после борьбы со всем миром, ты возвращался домой, а там – камин, вино и женщина, с которой можно не только потрахаться , но еще и просто помолчать.

Мутная хрень.

И очень недолговечная, как оказалось.

– Знаете, мне кажется, всё это немного странно – вдруг заключает мадам спустя пару минут.

– Ага…

Веду рукой по золотистым волосам, медленно опускаюсь к плечам.

– Но, кажется, я уже пьяная… – бормочет она. – И мне как будто всё нравится.

Мне тоже…

И блудливая ладонь уже ползет вниз, желая утешить еще какую-нибудь часть тела.

А то всё плечи, да плечи…

Они ж у нас тут не одни, в самом-то деле…

Но мадам внезапно дергается и поднимает голову, отстраняясь, когда телефон в её кармане начинает истошно вопить.

На экране высвечивается "муж".

А на лице у дамочки за доли секунды мелькает целый замес из боли, усталости и какого-то…отвращения.

Обреченно вздохнув, она уже собирается ответить, но я успеваю перехватить аппарат.

– А ну отставить! Телефонные разговоры у нас в колонии запрещены, мадам!

– Но – смотрит на меня растеряно. – Может у него что-то срочное…

– Ты сказала, что ушла. Так? – уточняю раздраженно.

И сам не пойму, с чего так сильно бешусь.

– Так, но…

– Без "но". Время на часах – минута первого. А этот хрен уже потерял возможность звонить тебе, когда ему вздумается. У тебя сейчас – личное время. Поняла?