– Синьор Дюпон?

Ответа снова не последовало, и, хотя в комнате было темно, Антониетта поняла, что постоялец спит. Его дыхание было глубоким и ровным. Судя по очертаниям его тела, он лежал на животе в большой кровати с балдахином, накрывшись простыней.

– Я принесла вам кофе, – тихо сказала Антониетта. – Мне открыть шторы? Солнце вот-вот взойдет.

– Да, – сонно ответил он и пошевелился в постели.

Антониетта подошла к шторам, открыть которые было непросто. Окна были огромными, а темные бархатные шторы тяжелыми. Тянуть обеими руками за шнур было все равно что раздвигать занавес в театре перед спектаклем.

«Август» был ее любимым номером люкс, он занимал целое крыло «Старого монастыря», из его окон открывались панорамные виды. Из гостиной был виден океан, а из столовой – долина. Из окон главной спальни можно было посмотреть на руины древнего храма.

Антониетта взглянула в окно. Красные лучи солнца растянулись по небу, океан словно ласкался с восходящим солнцем. Она подумала, что готова вечно смотреть на эту красоту. Однако сейчас не время наслаждаться рассветом.

Антониетта обернулась и слегка вздрогнула, впервые увидев постояльца.

Он оказался не таким, каким она представляла его по описанию Франчески. Она ожидала увидеть стареющего, прикованного к постели и довольно крупного мужчину. И хотя он был действительно крупным, его было нельзя назвать тучным. Мужчина был очень рослым, широкоплечим и мускулистым.

Ему было около тридцати лет.

Однако Франческа правильно сделала, предупредив Антониетту о синяках: алые и черные кровоподтеки покрывали его руки, грудь и глаз, его верхняя губа опухла. У синьора Дюпона, или как там его звали на самом деле, были густые черные волосы, взлохмаченные и с запекшейся кровью. Ей стало немного любопытно, что случилось с постояльцем.

– Не надо было открывать, – сказал синьор Дюпон, и она догадалась, что он имеет в виду солнце. Он прикрывал глаза, пытаясь сесть в постели.

– Я могу задернуть шторы, – предложила Антониетта.

– Нет, не надо.

«Скоро я привыкну к яркому свету», – подумал Раф, хотя от боли у него пульсировало в ушах. В его мозгу снова и снова всплывали обрывки воспоминаний. Он отлично понимал, что его падение было серьезным.

Раф не боялся умирать. Однако он знал, какую печаль и хаос оставит после своей смерти, поэтому старался выжить. Он не забыл ужас на лицах своих телохранителей и панику вокруг него.

– Налить вам кофе, синьор Дюпон?

На мгновение он задумался, с кем она разговаривает. Потом вспомнил.

Он назвался чужим именем. Охрана делала все, чтобы о катастрофе никто не узнал.

Раф кивнул и посмотрел, как служанка наливает ему кофе. Как только она сняла с подноса салфетку, он услышал сладкий запах хлеба и выпечки. Его затошнило.

– Я просил только кофе.

– Вы в Силибри, – ответила она. – У нас не подают только кофе.

– Пожалуйста, скажите шеф-повару, чтобы он правильно истолковывал мои заказы, – отрезал Раф.

– Я передам.

– Уходите и заберите с собой тележку. – Он махнул рукой.

– Как скажете. – Антониетта была рада уйти. – Когда мне вернуться и убрать ваш номер, синьор Дюпон?

– Пожалуйста! – рявкнул он и с упреком уставился на нее мрачными глазами. – Не называйте меня так снова. Зовите меня по имени.

– Хорошо. – Антониетта почувствовала нервную дрожь в животе, и не от угрюмости постояльца, а от вида его темно-голубых глаз. – Как вас зовут?

– Луи… Раф! – отрезал он, потом смягчился. Горничная не виновата, что его имя тщательно скрывается. – И я не хочу, чтобы мой номер обслуживался. Просто застелите мою постель, пока я пью кофе.