Боже!

Я быстро скидываю вражескую майку, хватаю колготки с комода и натягиваю их. Затем лифчик, платье. И только одевшись, я смотрю в зеркало и понимаю, что идея фиговая. Заявиться в таком виде в универ на семинар к профессору Крюгеру – чистой воды самоубийство. Да и Марика с подружками точно заметят, что я не переоделась после вечеринки. Пойдут слухи – эти не упустят возможности перемыть мне кости.

Я снова смотрю на свое отражение, а в голове зреет план. Подняв «гасовскую» футболку Марата, я надеваю ее обратно поверх одежды и завязываю на талии, подкатываю рукава платья – сойдет за «гранж». Как смогу, верну Олейнику его добро.

Наверное.

Часы показывают половину восьмого, когда Роза наконец перезванивает мне. Она извиняется пару десятков раз, а я обещаю ей семь кругов ада за ее закидоны. Зараза только ржет – как всегда, когда я злюсь – и кидает мне на карту несколько сотен. Хоть до универа доберусь на такси, а там коза вернет мне мои вещи.

Я медленно крадусь по коридору к двери. В квартире так тихо, что я боюсь даже дышать. Оглядываюсь в сторону комнаты, где в теории на диване спит Марат, и у меня щемит в груди, но я настырно отворачиваюсь и иду дальше.

Перед выходом я смотрю на куртку, которая согревала меня вчера. Есть соблазн надеть ее, но решаю не наглеть. На улице выше нуля, добежать от машины до здания универа я сумею. Ведь так?

Осторожно открыв замок, я на цыпочках выхожу в подъезд. И когда миссия кажется уже успешно выполненной, дверь с порывом ветра громко захлопывается, а я от страха быть пойманной несусь вниз через ступеньку.

Правда, на заднем сидении желтого такси я все-таки выдыхаю и расплываюсь в улыбке. Радуюсь, вот только чему?

Я впервые задумываюсь, почему у меня никого не было после Олейника. Обычно отгоняю такие мысли, но, если быть честной, то легко нахожу ответ – тем самым вечером он унес с собой часть меня. Ту наивную часть. А когда не чувствуешь себя полноценной, когда не можешь довериться никому, разве есть шанс построить что-то? Какой дом без фундамента? Вот и мне не удалось.

Хотя, может, если бы я так не обидела Фила, лучшего друга Марата, не использовала, чтобы насолить Олейнику – не ходила бы с Ветровым на свидания, не поцеловала бы и уважала его чувства ко мне, может, тогда все сложилось бы по-другому. Я ему правда нравилась, Фил был и правда хорош. Но не срослось, потому что к тому времени я уже сходила с ума от безответной любви к его другу.

Я не догадывалась о масштабах будущей трагедии, которую сама же сотворила, когда Ветров признался Марату, что хочет быть со мной. Наверное, он ждал поддержки от друга, но никак не правды о том, что тот меня уже «распечатал». Фил повторил его слова точь-в-точь, но оказался лучше всех нас. Он не стал осуждать или выяснять подробности, просто оборвал все связи и ушел. Правда, с Маратом, слышала, они повздорили на физре до фингалов.

И все же Ветров даже спустя время не рассказал никому! Господи, он здоровался со мной, будто ничего не произошло, вел себя так благородно! И почему-то я решила, что, если буду с ним, все придет в норму.

Это в манию какую-то превратилось. У Ветрова уже иногда сдавали нервы, он срывался на мне, но я не могла остановиться – будто все наладится, если я его добьюсь. Он прогонял меня, а я приползала. Он старался быть мягче, а я лезла на рожон. Потому что боялась сдаться, боялась признать себя той куклой, которую использовали и выбросили в мусорное ведро.

Со временем Ветров выработал иммунитет к моей личности. Хотя, сдается мне, за Филом я таскалась именно по той причине, что между нами совершенно ничего не могло быть. Так оказалось проще оправдываться перед другими, что я одна.