В прошлом они вполне могли бы позволить себе такое, но этот год был особенным.

Ведь в выпускном классе был — он. К сожалению, единственный, кто замечает моё присутствие, даже если я очень хорошо прячусь.

– Вот ты где, новенькая! – знакомый голос заставляет меня подскочить на месте от испуга. – Я-то думал, что уже не придёшь.

Я резко оборачиваюсь, отходя от занавеси кулис. Внутри бьется надежда на то, что этот недоумок не пришел сюда, чтобы в очередной раз опозорить.

Марк Костров — мой невыносимый одноклассник, а еще депутатский сын, за чей счёт и устраивают сегодняшний концерт. Мы, остальные школьники, выходим сегодня на сцену лишь для фона. Его фона.

Я никак словесно не реагирую на заявление Марка, хотя внутренне тихо закипаю. Сколько можно называть меня новенькой? Я учусь с ним уже второй год, а он все никак не перестанет. Иногда мне кажется, что Костров специально выделяет меня на фоне остальных, чтобы создать мне образ белой вороны.

– Готова к очередному году мучений? – парень склоняется надо мной, одна его прядка темных волос спадает ему на лоб. На красивом и осточертевшем мне лице появляется глумливая улыбка.

Бесполезно спрашивать за что он так со мной. Костров, как всегда, съедет с темы. Ему ничего не стоит вывернуть любую ситуацию в свою пользу.

Так что я просто молча сглатываю и отворачиваюсь. Раз тактика игнорирования спасала меня всю вторую половину прошлого года, должна же и сейчас сработать!

Ведь до самого мая Марк, казалось, не проявлялся ко мне интереса. Издеваться над тем, кто не даёт отпор — не так уж, видимо, и весело.

По-прежнему остаются лишь насмешки, но это пустое. К ним я уже привыкла…

– Скучная ты, Романова. И бледная, как моль. Не пробовала хотя бы макияж сделать? – травит очередную шутку Марк, словно прощупывая почву.

"Он ни капли не изменился за лето. Все такой же… мерзкий", – мысленно отмечаю то, что даже возмужавший вид парня и идеально сидящая школьная форма не делает из этого парня достойного человека.

Я вновь игнорирую его слова, негодуя на тему того, что три месяца нашей с ним разлуки прошли так быстро. А какое прекрасное время было! Спокойное…

И вообще, что с моим лицом-то не так?!

– Костров, боевая готовность, – от повышенного внимания одноклассника меня спасает все та же учительница музыки. – Помнишь, какую первоклашку на плечо сажаешь?

– Разве о таком забудешь, Ольга Николаева, – самодовольно заявляет он, наконец выпуская меня из плена своего взгляда. Глубокого и синего, как морская пучина, в которой запросто можно утонуть. Вот мои более жадные до мужского внимания ровесницы и тонули. Причем, с удовольствием. Мне же Костров кажется лишь избалованным хамом.

Я облегченно вздыхаю, когда Марк начинает отдаляться от меня. Смотрю в его спину, которая за лето, кажется, стала лишь шире, и даже не сразу понимаю, что совершила ошибку.

Он услышал мой вздох! Услышал и…

Спина его замирает, Костров останавливается в шаге от выхода на сцену. И медленно, как чудовища из фильмов ужасов, оборачивается…

Мой выход на сцену должен произойти позже, когда первоклассников уведут и начнется развлекательная программа. Я нужна здесь только ради того, чтобы постоять рядом, помахать поздравительным плакатом и открывать рот под фонограмму.

Однако, кажется, этого не произойдет. Одного горящего коварством и беспощадностью взгляда Кострова достаточно, чтобы понять, что он что-то задумал. И это что-то мне точно не понравится!

– Улыбайся, новенькая, и в колокольчик позвонить не забудь! – Марк довольно быстро оказывается вновь рядом и бесцеремонно хватает меня за талию. Полы школьного сарафана чуть задираются, с моих уст срывает вскрик, но однокласснику плевать на все это. Будучи обладателем довольно сильных рук, он каким-то чудом усаживает меня к себе на плечо, откуда вот-вот грозит сорваться мое бренное тело.