– Сейчас я могла бы съесть слона, – сказала она Офелии. – Но сэндвич в виде кошачьей головы и парочка «Поп тартс» – для начала совсем неплохо.

Офелия налила свежевыжатый апельсиновый сок в керамический кувшин. Фрэн не стала говорить ей, что отец иногда использует его как плевательницу.

– Можно задать тебе еще несколько вопросов? – спросила Офелия. – Ну, про летних людей?

– Не уверена, что смогу ответить, – сказала Фрэн. – Но давай, попробуй.

– Когда я только вошла туда, – продолжала Офелия, – то поначалу подумала, что там живет какой-то затворник. Ну знаешь, из тех, что все собирают и никогда ни с чем не расстаются. Я смотрела про них передачу по телевизору, иногда они собирают даже собственные какашки. И мертвых кошек. Это просто ужасно. Дальше все выглядело еще более странно. Но я ни разу не испугалась. Мне казалось, что там кто-то есть, но они были рады меня видеть.

– Им редко составляют компанию, – объяснила Фрэн.

– Понятно. А зачем они собирают все эти вещи? Откуда это все?

– Некоторые вещи – из каталогов. Иногда мне приходится идти на почту и забирать их заказы. Иногда они сами уезжают и что-нибудь привозят. А иной раз говорят мне, что им нужно, и я им это достаю. В основном это вещи от Армии спасения. Однажды они велели мне купить сто фунтов медных труб.

– Зачем? – спросила Офелия. – Что они со всем этим делают?

– Мастерят разные вещи, – ответила Фрэн. – Мама так их и называла – «мастера». Не знаю, зачем им все это. Они раздают вещи. Игрушки, например. Когда делаешь для них что-нибудь, они вроде как оказываются у тебя в долгу.

– Ты их когда-нибудь видела? – спросила Офелия.

– То и дело вижу, – сказала Фрэн. – Хотя… Не так уж часто, если честно. Последний раз видела, когда была намного меньше. Они стеснительные.

Офелия прямо-таки подпрыгивала на стуле.

– Ты о них заботишься? Это же замечательно! Они всегда здесь жили?

Фрэн помедлила.

– Я не знаю, откуда они взялись. Они не всегда здесь. Иногда они… где-то в другом месте. Мама их жалела. Она думала, что они не могут вернуться домой, что их откуда-то выгнали, ну… как чероки, например. Они живут намного дольше, чем другие люди, может, вообще вечно, не знаю. Мне кажется, там, откуда они пришли, время течет иначе. Иногда их нет годами. Но они всегда возвращаются. С летними людьми всегда так.

– И мы раньше то приезжали, то уезжали, – сказала Офелия. – Ты и обо мне так раньше думала. А теперь я все время живу здесь.

– Но ты-то можешь и уехать, – сказала Фрэн. Ей было все равно, как это прозвучало. – А я вот, например, не могу. Это часть уговора. Тот, кто о них заботится, должен оставаться здесь. Уехать нельзя. Они не позволят.

– Хочешь сказать, ты не сможешь уехать? Никогда?

– Да, – ответила Фрэн. – Никогда. Мама здесь застряла – до тех пор пока не родила меня. А потом, когда я подросла, я ее заменила. И она ушла.

– Куда она ушла?

– Это вопрос не ко мне, – сказала Фрэн. – Они дали маме палатку, которая складывается до размеров носового платка. Когда ставишь ее, с виду это обыкновенная палатка на двоих, но внутри все совсем иначе. Как в коттедже – две кровати с латунными каркасами, шкаф для одежды и белья, стол и застекленные окна. Когда смотришь в одно окно, видишь то, что на самом деле происходит снаружи, а когда смотришь в другое, всегда видишь те две яблони, которые растут перед домом, и мшистую тропинку между ними. Помнишь?

Офелия кивнула.

– Так вот, мама ставила эту палатку, когда у папаши случался запой, и мы с ней там отсиживались. А потом она переложила на меня заботу о летних людях, и однажды утром, после того как мы провели ночь в палатке, я проснулась и увидела, как она вылезает в окно. То самое, которого там быть не должно. Она пошла по тропинке и скрылась из виду. Может, надо было пойти за ней, но я осталась…