– Отберу все назад.

Неделю спустя

Замок Бервик, граница с Англией

– Это нечестно, тетя Роузи-лин.

Розалин посмотрела на маленькое, поднятое к ней ангельское личико, на котором отражались обида, разочарование и сомнение, и почувствовала, что ее сердце тает.

Семилетняя дочь Роберта Маргарет ворвалась в ее комнату почти в слезах несколько мгновений назад. Розалин постаралась не показать, что шокирована ее нарядом. Бедняжка изо всех сил пыталась не расплакаться, и Розалин не хотела расстраивать ее еще больше. Она села на краешек кровати и показала на свободное место рядом с собой.

– Иди присядь, Маргарет, и расскажи, что произошло.

Девочка поняла, что нашла сочувствие, запрыгнула на кровать и уселась на взбитую пуховую перину рядом с тетей.

– Меня зовут Мэг, – поправила она, сморщив носик от недовольства. – Никто, кроме папы, не называет меня Маргарет.

Розалин с трудом сдержала улыбку и серьезно кивнула:

– Прости меня, Мэг.

Девочка наградила ее робкой улыбкой, и Розалин растаяла.

– Все в порядке, – заверила ее Мэг, похлопав по руке, словно они поменялись ролями. – Ты только что приехала сюда и не видела меня с тех пор, когда я была совсем маленькой.

Розалин притворно кашлянула.

Мэг нахмурила свои тонкие, изящно выгнутые бровки. Ее носик был такой же крошечный.

– Ты больна?

Розалин не смогла спрятать улыбку.

– Нет, Мэг, я совершенно здорова.

Девочка изучающе посмотрела на нее:

– Это хорошо. Эндрю все время кашляет, и ему не разрешают гулять. С ним скучно.

Розалин почувствовала, как у нее сжалось сердце, но она постаралась скрыть свой страх. Трехлетний сын Роберта Эндрю всегда был болезненным. И хотя об этом не говорили, никто не надеялся, что он доживет до взрослого возраста.

Радуясь, что малышка больше не собирается плакать, хотя о себе она не могла сказать того же, Розалин спросила:

– Почему бы тебе не рассказать, зачем ты надела бриджи и мальчишескую куртку?

Мэг осмотрела себя, словно уже успела забыть об этом.

– Джон сказал, что я буду им мешать.

Розалин не поняла, о чем идет речь.

– Мешать?

Мэг нетерпеливо нахмурилась, словно Розалин не уделила ей должного внимания.

– Это уроки верховой езды. Папа подарил Джону лошадь на его именины на прошлой неделе, и сегодня он начинает учиться ездить верхом с Роджером и Саймоном. Это несправедливо. Я тоже хочу, чтобы меня учили быть рыцарем. Джон на два года моложе меня. Он с трудом поднимает деревянный меч, который дал ему папа. Как он собирается убивать проклятых шотландцев, если не может поднять меч?

Розалин снова кашлянула и отметила про себя, что надо бы сказать брату, чтобы он выражался осторожнее в присутствии Мэг.

– Он не должен был говорить папе, что я одолжила эту одежду. Никто не любит ябедников.

Розалин с трудом следовала за ходом ее мыслей, поэтому просто кивнула.

Девочка сморщила личико.

– Роджер не разрешил мне остаться с ними, даже когда увидел, что юбка не помешает мне. Я не хочу вышивать с Айдонией и мамой. Почему они не позволяют мне тренироваться с мальчиками?

«Потому что ты – девочка».

Но поскольку время казалось неподходящим для того, чтобы объяснять Мэг суровую правду о разнице между мужчинами и женщинами, Розалин обняла плачущего ребенка и вздохнула. Она понимала ее горе. Она тоже хотела быть вместе с братом – возможно, даже сильнее, поскольку кроме него у нее никого не было. Понимание невозможности этого оказалось очень горькой пилюлей, которую ей пришлось проглотить.

Верховая езда, уроки фехтования на мечах и свобода бегать, где захочется, казались предпочтительнее, чем сиденье взаперти с вышивкой и лютней. Конечно, это было очень упрощенное представление о роли мужчин и женщин, но в возрасте Мэг Розалин испытывала те же чувства, что и эта девочка.