В 1960 году «Тайм» решил почтить ученых, поскольку в эту эпоху беспрецедентные ранее прорывы в наших знаниях, получившие практическое применение, преобразили человеческое существование. И потенциал дальнейшего прогресса казался безграничным.

Сбылась давняя мечта английского философа Фрэнсиса Бэкона! В «Новом Органоне», опубликованном в 1620 году, Бэкон доказывал, что естественно-научные знания обеспечат человеку власть над природой. В течение столетий прогнозы Бэкона казались не более чем «мотивационной риторикой», ведь мир по-прежнему сотрясали стихийные бедствия, пугали эпидемии, преследовала массовая бедность. Однако к 1960 году его предвидение уже не казалось фантастикой. Как писали об этом редакторы «Тайм»: «За 340 лет, прошедших с появления „Нового Органона“, наука продвинулась вперед намного больше, чем за предыдущие 5 тысячелетий».

Президент Кеннеди в своей речи перед Национальной Академией Наук в 1963 году выразил эту мысль так:

«Во всей долгой истории человечества я не знаю и не могу себе вообразить эпохи столь же волнующей и плодотворной, какой стало наше время в сфере научных исследований. За каждой новой открытой нами дверью мы видим еще десять дверей, о существовании которых не подозревали, – а значит, нам остается лишь двигаться вперед».

Множество людей в США и Западной Европе зажили в довольстве и изобилии, забыв о нужде; и грядущее обещало все новые чудеса и этим странам, и остальному миру.

Такой радужный взгляд в будущее опирался на реальные достижения. За прошедшие несколько десятилетий производство в индустриальных странах резко выросло; каждый американский, немецкий или японский рабочий теперь производил в среднем намного больше, чем двадцатью годами ранее. Новые потребительские продукты – автомобили, холодильники, микроволновые печи, телевизоры и телефоны – становились все более доступными. Антибиотики усмирили смертоносные болезни: туберкулез, пневмонию, тиф. Американцы строили атомные подводные лодки и готовились лететь на Луну. И все это – благодаря достижениям науки и техники!

Многие признавали, что у таких достижений есть своя темная сторона. Излюбленным сюжетом научной фантастики, по крайней мере со времен «Франкенштейна» Мэри Шелли, стало восстание машин. Не меньшую тревогу вызывала и более реалистичная угроза: все заметнее становилось загрязнение и разрушение окружающей среды индустриальным производством. Пугала и перспектива ядерной войны, которая тоже была бы невозможна без выдающихся успехов прикладной физики. Однако поколение, убежденное, что новые технологии решают все проблемы, не сомневалось, что и эти «побочные эффекты» прогресса удастся обойти или преодолеть. Человечество способно контролировать свои знания и использовать их во благо; если же стремительный бег прогресса собьет кого-то с ног, новые полезные изобретения помогут решить новые проблемы.

Звучали опасения «технологической безработицы» – термин, впервые введенный в 1930 году экономистом Джоном Мейнардом Кейнсом, полагавшим, что новые методы производства могут сократить потребность в рабочей силе и внести свой вклад в массовую безработицу. Кейнс понимал, что стремительное развитие промышленных технологий не остановить, однако предупреждал:

«Это означает безработицу, поскольку мы открываем новые способы сокращения ручного труда быстрее, чем находим высвободившимся рабочим рукам новое применение».

Кейнс не первым озвучил подобные страхи. Один из основателей современной экономики Дэвид Рикардо поначалу встречал технические новшества с большим оптимизмом, полагая, что они будут неуклонно повышать уровень жизни рабочих, и в 1819 году заявил в Палате общин, что «станки не снизили нашу потребность в ручном труде». Но в третье издание своего основополагающего труда «Принципы политической экономии», вышедшее в 1821 году, Рикардо добавил новую главу «О станках», где писал: «Считаю себя тем более обязанным высказать свое мнение по этому вопросу, поскольку по зрелом размышлении оно претерпело значительные изменения». В прилагаемом частном письме он объяснил свое новое видение: