Высоцкий как талантливый актер умел играть на чувственных струнах обывателей. Для них он был, конечно, кумиром. На слушателей и зрителей особенно действовали внешность Высоцкого, его необычный голос, его резкие, бьющие по нервам интонации. То есть внешние, артистические проявления Высоцкого-исполнителя действовали на них завораживающе, и даже не имело значения, о чем именно он поет. Главное было – как он это делает. Его голос и исполнение, конечно, всех обезоруживали.

И, конечно, не могла не завораживать непредсказуемость творчества Высоцкого, его поведения, даже его жизненной позиции, если хотите! Ведь то, что «Высоцкий был разным» отмечалось уже не раз. При этом разговор идет не о метаниях из крайности в крайность, а скорее о частой смене творческих интонаций, смысловых акцентов, эмоциональных приоритетов. Да и всего творческого алгоритма, если можно так выразиться, – в том числе и под воздействием неких внешних жизненный обстоятельств. До поездок во Францию и по остальному миру – Высоцкий один. После – совсем другой. Или водоразделом в его «творческом мироощущении» вполне можно считать: «до поступления в Театр на Таганке» и «после». То же можно сказать про его знакомство и последующую женитьбу на Марине Влади: там тоже можно вычленить ярко выраженное «до» и «после». Как минимум, это хорошо заметно в любовной лирике.

Часто можно услышать: эта тема у Высоцкого мне очень нравится, а вот другая – напротив.

Сергей Соколкин:У меня неоднозначное отношение к Высоцкому. С одной стороны, он мне очень нравится как автор-исполнитель. С другой стороны, он не был цельной личностью: по отношению к миру, к людям. Сегодня он один, а завтра – другой. В некоторых песнях отношение к простому человеку из народа зачастую у него напоминает откровенную «хулу». Зачастую простые люди у Высоцкого – ограниченные, недалекие, плохо образованные… А вот все его военные песни – отличные патриотические вещи! При этом очень проникновенные, емкие, а главное – точные, избавленные от авторских домыслов!

Из-за того, что творчество Высоцкого трудно «привести к единому знаменателю», порой так трудно и определить его предшественников. Тут также получается разноголосица. Каждый записывает Высоцкому в предтечи каких-то своих «кандидатов».

Сергей Казначеев:Говоря об истоках творчества Владимира Высоцкого, надо помнить о том, что они весьма и весьма разнообразны. Иногда говорят о влиянии Александра Галича, иногда – Окуджавы. Правда, ни разу не слышал о сближении имен Высоцкого и Вертинского. И тут тоже есть о чем порассуждать. Конечно, тонкий эстет и суровый мужлан – пусть даже чисто внешне! – кажутся полярными фигурами. Но и тот, и другой на сцене создавали прежде всего некий артистический образ. Но если у Вертинского это всегда лишь один Пьеро, то у Высоцкого – то Пьеро, то – Арлекин, а то и Карабас-Барабас!

Очень важное наблюдение. При такой изменчивости мировосприятия и обратного мироотображения, при такой гибкой фактуре творчества – возможно, влияние какого-то одного автора (или даже группы авторов одного направления) на творчество Высоцкого не стоит переоценивать. Высоцкий мог как испытывать творческое влияние «сразу от всех», так и – что интереснее! – ни от кого вообще: ориентируясь исключительно на личные интуитивные прозрения.

Алексей Певчев:Я не знаю, был ли Высоцкий большим знатоком литературы, держал ли руку на пульсе новейших творческих тенденций, перенимал ли какие-то поэтические приемы у своих приятелей-шестидесятников: Галича, Окуджавы, Ахмадулиной, Евтушенко, Вознесенского. Думаю, что его абсолютного божественного дара было более чем достаточно! Ну а чем еще объяснить процесс, по ходу которого из обычного московского мальчишки возникает поэт такой гениальности, масштаба и влияния? Конечно, это и образование, и опыт, и талант… Но и еще что-то – то, что дается свыше.