Я помню, что я сказал ему: «Что вы делаете, вы сошли с ума, Путин злодей, на его шее убийства». А Берлускони ответил, что для него это просто удобные контракты на природный газ, и нечего другого он не хочет.
На самом деле он пошел гораздо дальше. Они стали дружить семьями. Путин пригласил его жену к себе в Сардинии. И это уже гораздо больше, чем просто практические потребности.
Да, в прошлом году я прогнозировал распад России. Этот дальнейший распад России на самом деле идет. Я, кстати, говорил об этом еще в 1993 году и по-прежнему в этом уверен. Но никогда не говорил, когда именно этот распад произойдет, потому что нельзя предсказать конкретную дату, но в целом процесс идет. Рано или поздно Россия распадется и дальше.
Вполне очевидно, что Северный Кавказ и Россия никогда не примирятся, было пролито слишком много крови. Но я говорю совсем о другом, об экономической дезинтеграции. Дальнейшая фрагментация России произойдет на национальной почве, но по экономическим причинам.
Дальний Восток, Восточная Сибирь, Урал, Юг, Север. Они и Москва имеют совершенно разные экономические интересы. Рано или поздно Россия распадется. Трудно сказать, будет ли это полным крахом. Они могут договориться о широкой автономии. Но невозможно прогнозировать точную конфигурацию.
Когда Кремль надорвется
Системный кризис в России
(Интервью на радио «Эхо России». Ведущий С. Медведев. 2012 г.)
Медведев: На прямой линии из Лондона Владимир Буковский. Владимир Константинович, добрый вечер.
Буковский: Добрый вечер.
Медведев: Ну, я даже не знаю, собственно, как вас представить. Вы знаете, я скажу «диссидент». Вас по-прежнему можно представить как диссидента?
Буковский: Да мне в общем-то все равно, но по профессии я нейрофизиолог.
Медведев: По профессии вы нейрофизиолог, вы в Кембридже защитились, да?
Буковский: Да, и работал. В основном я известен, конечно, как автор нескольких книг.
Медведев: Ну, вот если говорить о диссидентстве. Ведь бывших диссидентов, говорят, не бывает, как и бывших разведчиков. Так сказать, однажды диссидент – навсегда диссидент.
Буковский: Наверное, я не знаю. Мне трудно судить, я никогда не смотрел всерьез на свое собственное прошлое. Мне это не казалось настолько важным, чтобы анализировать. Я жил как жил, я просто отказался врать с самого детства, лгать. И это было неудобно, неудобно мне, неудобно всем окружающим, неудобно государству. Отсюда возникли трения, которые переросли в войну.
Медведев: Которые переросли в войну уже. Ну, по крайней мере, вы знаете, в нашем восприятии, в моем личном восприятии вы остаетесь таким, я не знаю, образцом диссидента. Может быть, для вас даже сейчас это не настолько важно. Но в общем-то человека, который жил и живет не по лжи. И мне кажется, это то, с чего хотелось бы начать наш разговор.
Вы первый раз, как я понимаю, вот этот протест осознали довольно рано, в 14 лет. 1956 год, это доклад Хрущева и Венгрия.
Буковский: Примерно да. Вообще какой-то процесс переосмысления у меня очень рано начался. Ну, так сложилась жизнь, такие были события в это время. Скажем, мне было десять лет, когда умер Сталин, а это было колоссальным шоком.
Медведев: Для вас тоже или для окружающих?
Буковский: Для всех, и для меня тоже. Я-то рос в полном убеждении, что он бог и наш коллективный папа. И вдруг папа помер и оказался не богом, потому как боги все-таки не должны помирать. И это ощущение я помню очень остро, когда вокруг ревели, кричали, бились в истериках.
У меня было какое-то странное ощущение, что, во-первых, власти больше нет и, скорее всего, не будет. У нас понятие власти ассоциировалось со Сталиным, который никогда не спит и всегда думает за нас. Это детское, наверное, восприятие, но, думаю, что взрослые недалеко ушли от него. Вот нам показывали картинку: везде в Москве темно, а в Кремле горит огонь в одной комнате, там товарищ Сталин думает за нас. Вот огонек погас, значит, надо думать самим.