Поставил чайник на плиту. Зажёг газ.

Задумался, глядя в окно.

Допустим. Допустим, они приедут и всё сделают. Похороним. Даже в столовой посидим. А водку они учли? Ромка говорил, водку надо купить…

– Ты чего стоишь?

Мама. Глаза уставшие.

– Ты поспала бы.

– Тут поспишь. Там плов остался в холодильнике. Подогреть?

– Я чайку.

– Ну ладно. Пойду одеваться.

В начале одиннадцатого начали подходить родственники.

Мама заводила в зал, рассаживала на диваны и стулья. Бабушка Надя, мать отца, в чёрном платочке разносила гостям воду, возилась на кухне. Пахло жареными пирожками. Родители мамы, дедушка Саша и бабушка Инна, понуро горбились на стульчиках. Тётя Алла, сестра папы, с мужем Виктором курила на улице, на лавочке под окнами, чтобы родители не увидели с сигаретами. Под пятьдесят женщине, а от родителей прячется.

Три бабульки из дома вздыхали на диванчике и напевали что-то религиозное. Как их зовут, Денис не знал, помнил только, что одна из второго подъезда, две из третьего. Дочь тёти Аллы Настя, ровесница Алины, не отходила от сестрёнки и тоже сторонилась людей. Сидели девчонки в спальне и выходили только, когда мама говорила: «Идите, поздоровайтесь».

Ровно в полдень Денис стоял у окна. Во двор въехал большой чёрный микроавтобус, остановился возле подъезда.

Водитель скоро распахнул заднюю дверь, двое крепких ребят в чёрных пиджаках вынули из кузова две широкие табуретки, установили их между лавочками у входа в дом, сверху опустили обитый красным бархатом гроб. Сняли крышку и прислонили к металлической, увитой диким виноградом сетке. Стали рядом как часовые, только руки за спиной.

– Мама! Там папу привезли!

– Где?

– Возле подъезда!

Выскочили на улицу. На белоснежном ложе в строгом чёрном костюме папа. Глаза закрыты, кажется, просто уснул.

Мама рванулась к гробу. Стражи мягко придержали, шепнули:

– Прощаемся! Пригласите родственников.

Она кивнула, наклонилась к папе, поцеловала его лоб, щеки, губы.

На соседнюю лавочку переметнулись три оперативные старушки, миг назад певшие в зале. Они быстро крестились и шептали молитвы.

Тетя Алла, уже без сигареты, спряталась за мужем и глядела из-за его плеча на мёртвого брата.

Из подъезда потянулись люди. Проходившие мимо соседи по пятиэтажке останавливались, долго смотрели на покойного, печально вздыхали и брели дальше. Некоторые оставались. Толпа вокруг Ивана Ильича росла.

Грузный, с благостным лицом священник махал дымящимся кадилом и пел заунывную песню. Бабушки на лавочке подпевали.

Помощник священника аккуратно раздал всем свечечки и салфетки. Люди зажгли оранжевые палочки, салфетками закрыли пальцы от плавящегося воска.

Денис осмотрелся. Человек под сотню собралось. Дяди, тёти, дальние родственники, знакомые родителей, жильцы дома… Хмурость. Слёзы. Так переживают. А может, правда они его любили? Защипало глаза. Опустил голову вниз, чтобы никто не увидел.

Ровно в час дня к гробу протиснулся вчерашний усатый БДУ-шник, осмотрел окружающих, перекрестился на священника и объявил громким голосом:

– Господа хорошие! Тело грузим в катафалк. Рядом два места для матушки и супружницы покойного. Остальных прошу в автобусы. С той стороны здания. Выдвигаемся на кладбище. Там обряд прощания. После похорон всех везём в ресторан на поминальную церемонию.

Люди в чёрном подхватили гроб с покойным и замерли. Кто-то из фирмы взял большой деревянный крест и вышел на проезжую часть перед домом. Ещё один взял крышку и двинулся за крестом. Четверо с гробом напряглись и посеменили за ними.

– Пристраивайтесь следом! – кивнул усатый родственникам. – Берите каждый по веночку. Проводим в последний путь по родному району.