Плевать.

Медленно шагнул. И накатил страх. Отец разбился. Упал с высоты. Здесь тоже высоко. Очень высоко. Пальцы обхватили холодный металл поручней. Прижался к ограждению. Есть шанс не упасть, маленький, но есть. Если держаться. Если не разжимать руки. Пока пальцы не устанут. Внизу рельсы и провода. Опасно! Главное не упасть!

– Молодой человек! – мужчина в полицейской форме. Ладони вперед на уровне груди. Пальцы веером. – Остановитесь! Не делайте этого! Там очень высокое напряжение. Вы загоритесь в полете. Это очень больно.

Непонятно, чего хочет? Сбросить? Зачем? Надо крепче ухватиться. И перелезть на ту сторону. Чтоб не достал. Там электричество, испугается, не полезет.

– Стойте, не надо!

Вцепился, тянет, куртка трещит. Внизу тоже полиция, суетятся, что-то растягивают. Большая зеленая тряпка. Одеяло, что ли?

Хотят убить? И завернуть в одеяло? Что он сделал? Не бандит же какой-то!

Полицейский сильный, но пальцы замкнулись на поручне намертво. Подбежал ещё один. Дёрнули посильнее. Оторвали, припечатали к асфальту моста. Заломили. Больно.

– Чуть не сиганул! – доложил первый. – Уже на взлёте схватил.

– Чего добиваются?! – голос второго сквозил горечью. – Чуть что, сразу того. Хоть бы пожили чуть.

В батайской полиции пахло старыми деревянными панелями и сигаретами. Люди сидели на креслах, стояли около стеклянной стены, вполголоса переговаривались. За квадратным окошком хмурился озабоченный дежурный.

– Романыч, – полицейский, доставивший Дениса, высокий, с квадратной как у Шварценеггера челюстью и светлыми, лихо зачесанными наверх волосами наклонился к окну. – Тут суицид. Куда его?

– Это который с моста? – Романыч изучал доставленного с беспокойным интересом. – Чевой-то он? Как же ты, брат?

До Дениса дошло.

– Не суицид! Вы чего! Я просто за поручень. Батя у меня…

– Чего батя? – вскинулся Романыч.

– Разбился. Мне по телефону сказали. Я стал. За поручень взялся. А тут пацаны.

– Валера, – сообразил Романыч. – А ты его на второй этаж отведи, к Наговицыну. Может, правда, отец. Пробейте там.

– Хоккей! – светлый дернул «самоубийцу». – Нам вон туда, по коридору. Давай.

Темный коридор, застоявшийся запах старой библиотеки. Крутые ступени наверх мимо большого портрета Дзержинского. Второй этаж. Номер кабинета 23.

Светловолосый распахнул дверь.

– Товарищ капитан! Тут задержанный. Разрешите?!

– А чего ко мне?

– Романыч сказал. Тут надо прояснить. У него с отцом что-то.

Зашли внутрь.

В кресле, облокотившись на стол, сидел задумчивый капитан. Залысины на лбу. Нос картошкой. Полицейский китель, голубая рубашка, чёрный галстук. Пристальный карий взгляд.

– Присаживайтесь, – показал Денису на стул. – Отстегни его, Валера.

Щелчок. Теперь ничто не режет запястья.

Денис опустился на краешек стула. На окне решетка. На стене, за спиной капитана, карта города и вымпелы. Один интересный, «Лучшему пионерскому отряду года». С золотыми горном и барабаном.

– Так что там с отцом? – полицейский развернул блокнот.

– Разбился. С восьмого этажа.

– Выпрыгнул?

– Нет. Он сплиты ставит. Сорвался. И напарник его.

– Ты гляди, – капитан вытащил из пачки сигарету. Щелкнул зажигалкой, затянулся. – Когда?

– Да вот, я как раз по мосту шёл. Мама позвонила.

– И ты решил покончить с собой?

– Нет! Испугался просто, что тоже упаду. И схватился.

– Понятно. Где работаешь?

– Нигде.

– Как так?

– Не берут. Три месяца хожу, не берут.

– А до этого?

– До этого в армии служил. В Астрахани. Мотострелковые войска.

– Звание, награды.

– Сержант. Орден Мужества.

Капитан посмотрел на Валеру. Тот удивленно пожал плечами.