Деньги, которые берег на бутылку, превратились в стройную белую розу – не смог равнодушно пройти мимо цветочного ларька. Продавщица бросала на него укоризненные взгляды, пока он выбирал цветок, видно, думала плохое обо всех мужиках сразу – сначала напьются, подерутся, а потом возвращаются домой заглаживать вину. Но ему было все равно.

Он добрался на автобусе до города, без труда нашел нужную улицу, дом. Открыл дверь ее квартиры – чувствовал себя преступником и все боялся, что на шум выглянут соседи, – зашел. Сил хватило только на то, чтобы снять ботинки, найти вазу для розы и ополоснуть в раковине лицо. А потом он прошел в комнату и, не решившись лечь на диван, свернулся калачиком прямо на полу. Тело стало свинцово-тяжелым, глаза закрылись сами собой. Через мгновение он уже спал.

Его разбудил звонок. Михаил на ощупь добрался до двери, открыл.

– Где ты так долго была? – прошептал Фадеев, когда почувствовал на своем лице Надины руки.

– Представляешь, – она серебристо засмеялась, – нас в милиции продержали два часа. Для дачи показаний. А этих пьяниц-депутатов выпустили через десять минут.

– Вот черт, – совершенно равнодушно произнес он: сейчас его волновал только ее голос и невероятно гибкое тело под форменной блузкой.

– Вот так, мальчик мой, – она, сбросив туфли, увлекла его за собой в спальню, – оказывается, не было никакой угрозы безопасности полетов. А мы-то разволновались!

– Неважно, – шептал он прямо ей в губы, – неважно…

На следующий день они очнулись только к вечеру: за окном невероятно красный закат из последних сил боролся со сгущающимися сумерками. Михаил наконец-то смог оглядеться – квартира оказалась небольшой, но прилично обставленной. Было видно, что все здесь – и мебель, и ковры, и люстры – было привезено из-за границы и явно стоило немалых денег.

– У меня папа – большой босс в авиации, – усмехнулась она, перехватив Мишин взгляд.

– Рад за тебя, – ответил он, смущенный ее проницательностью.

– Хочешь, помогу тебе на работу устроиться?

В горле у Михаила внезапно пересохло, на минуту повисла тяжелая пауза. Он посмотрел на Наденьку с такой искренней благодарностью, что она в первый раз за все время их недолгого знакомства смутилась.

– Ну, так как? – она отвела взгляд от его пронзительно-синих глаз.

– Спасибо, – едва выговорил он.

– Что – спасибо? – улыбнулась она.

– Спасибо, я сам.

– Миша, – Надя перестала улыбаться, взгляд ее стал темным, – сам ты уже пробовал. Видишь, не получается.

– Нет, Наденька, – он перевел дыхание, – я – мужчина и должен решать свои проблемы сам.

– Как хочешь, – она встала с постели, на ее матовой коже золотистыми всполохами таял закат.

– Уже невыносимо хочу, – не выдержал волшебного зрелища он, – иди ко мне!

Еще два дня прошли как во сне, а на третий Надя должна была отправляться в рейс. Она складывала вещи в небольшую синюю сумку, медленно надевала чулки и кружевное белье – Михаил несколько раз порывался вмешаться в ее приготовления, но она резко останавливала его. Потом укладывала темные густые волосы в замысловатую прическу, делала макияж. Михаил смотрел на нее и думал, какая это будет мука каждый раз отпускать ее, позволять уходить из дома в этом чертовом белье под отутюженной синей формой.

– Останешься здесь? – спросила она, когда, сияющая свежестью и неземной красотой, придирчиво разглядывала себя в зеркале.

– Нет, – в горле у него стоял ком, – попробую улететь.

– Понятно, – в карих глазах поселилась египетская тьма.

– Ты обидишься? – Он готов был ползать перед ней на коленях, умолять остаться сейчас с ним, не уходить. Но кто он такой, что может ей предложить?