– Стейна!

Пеший путь морозной весной из Гвюдрунарстадира в Гилсстадир. 1819 год. Сотня маленьких китов выбросились на берегу у Тингейрара. Дурная примета.

– Стейна!

– Иду, мама! – Стейна поворачивается ко мне. – Я же права, верно? Это была ты.

Я делаю шаг к ней.

В кладовую врывается хозяйка хутора.

– Стейна! – Она смотрит на меня, затем на свою дочь. – Марш на двор. – Хватает девушку за руку и выволакивает из комнаты. – А ты – чистить очаг. Живо.

Во дворе свежий ветер выдувает из деревянной бадьи испепеленные останки моего платья и уносит их в синее небо. Серые хлопья трепыхаются, опадают и рассыпаются в воздухе. Что это – счастье? Вот это тепло в груди, словно кто-то прижал к ней руку?

Быть может, здесь я смогу вообразить себя прежней Агнес.

– Начнем с молитвы? – спросил младший проповедник Торвардур Йоунссон.

Он и Агнес сидели перед воротами усадьбы, на небольшой груде нарезанного дерна, приготовленного для починки дома. Преподобный держал в одной руке Новый Завет, а в другой изрядно размякший ломоть ржаного хлеба, намазанного маслом, – угощение, которое вручила ему Маргрьет. К ломтю прилип конский волос, упавший с одежды преподобного.

Агнес ничего не ответила на этот вопрос. Она сидела, сложив руки на коленях, слегка ссутулясь, и неотрывно смотрела на вереницу отъезжающих офицеров. В волосах ее были хлопья пепла. Ветер стих, и со стороны всадников время от времени долетало то громкое восклицание, то взрыв хохота, врывавшиеся в размеренный хруст травы, – Маргрьет и ее дочери пололи делянку. Хозяйка хутора то и дело поднимала голову и всматривалась в пастора и убийцу.

Тоути глянул на книгу, которую держал в руках, и откашлялся.

– Думаешь, нам следует начать с молитвы? – повторил он уже громче, решив, что в первый раз Агнес его не расслышала.

– Начать с молитвы? – негромко переспросила она. – Что начать?

– Э-э… – Тоути запнулся, застигнутый врасплох. – Отпущение грехов.

– Отпущение грехов? – эхом отозвалась Агнес. И едва приметно покачала головой.

Тоути поспешно запихал хлеб в рот, проворно разжевал его и шумно проглотил. Затем вытер руки о рубашку, полистал Новый Завет, поудобнее устраиваясь на груде дерна. Дерн был еще сырой после ночного дождя, и Тоути чувствовал, как влага пропитывает штаны. Незачем было здесь садиться, подумал он. Дурацкое местечко. Лучше бы он остался в доме.

– Агнес, я получил письмо от сислуманна Блёндаля всего лишь месяц с небольшим назад, – сказал Тоути вслух и тут же запнулся, помедлил. – Я ведь могу называть тебя Агнес?

– Так меня зовут.

– Сислуманн сообщил, что ты была недовольна наставлениями преподобного в Стоура-Борге и пожелала, чтобы другой священник навещал тебя до самой… до того, как… – Голос Тоути прервался.

– До того, как я умру? – подсказала Агнес.

Тоути поспешно кивнул.

– Он утверждал, что ты попросила в духовные наставники меня.

Агнес сделала глубокий вдох.

– Преподобный Торвардур…

– Просто Тоути. Меня все так зовут, – перебил он – и покраснел, тут же пожалев о своей фамильярности.

Агнес помолчала, колеблясь.

– Хорошо. Преподобный Тоути. Как по-вашему, чего ради сислуманн хочет, чтобы я встречалась со священником?

– Мм… я думаю… то есть я хочу сказать – потому что Блёндаль, служители церкви и я сам… мы хотим, чтобы ты вернулась к Господу.

Лицо Агнес закаменело.

– По-моему, я и так достаточно скоро к Нему вернусь. С одного взмаха топора.

– Но я не это хотел… верней, не в этом смысле…

Преподобный Тоути вздохнул. Все пошло именно так, как он опасался.

– И тем не менее ты попросила прислать меня. Вот только я довольно долго рылся в приходских книгах Брейдабоулстадура, однако так и не нашел там твоего имени.