– Можно? Нам бы небольшое интервью. По итогу концерта. Что понравилось, какие дальнейшие планы. В таком духе. Оно согласовано. Мы немного задержались, – тарахтела Лена, пока ее не успели выставить вон.
– Хреновый из тебя журналист! – рыкнул на нее молодой артист.
Лена хотела возмутиться, но, глянув на его красное лицо, передумала. Ей стало жаль этого парня. Он ведь даже моложе ее, а пахать приходится без выходных. Видно, что устал. Еще и эти сомнительные вечеринки, такое отношение продюсера, как к вещи. Интересно, сколько часов он спит в сутки? Сидит сутулый, глаза пустые.
С другой стороны – он же знал, на что подписывался? Так или иначе она молча проглотила обидный укол.
– У нас согласовано интервью. Давайте уж запишем, и все, – более требовательно повторила Алёна.
Она бросила взгляд на Юшкевича. Тот хмыкнул и кивнул на сумочку, которую держала перед собой Анжела:
– Твоя? Нашла все-таки?
– Да. Но давайте не будем терять время. – Сейчас она совсем не была настроена отвлекаться.
Кивнула Максу, чтобы тот устанавливал камеру, и направилась с микрофоном на петличке к Бласту, не дожидаясь ответа.
– Нет, ты определенно мне нравишься. – Юшкевич с довольным лицом смотрел на ее манипуляции. – Упрямая. Далеко можешь пойти.
…Спустя полчаса подруги уже ехали на такси домой. Время далеко за полночь, они настолько устали, что практически засыпали. Даже Анжелка молчала, что было совсем удивительно. Но обе, хоть и ехали молча, были довольны прошедшим вечером. Одна тем, что не запорола сюжет. Вторая – что успела сделать пару селфи со звездой и даже чмокнуть его в щечку. Таксист тоже ехал молча, мерное покачивание автомобиля убаюкивало девчонок.
Пора на выход
«Трунь!» – звякнул мессенджер в смартфоне. Но его проигнорировали.
«Трунь!» – настаивал гаджет.
– Заткни его, – буркнула Анжела, прячась под одеяло.
– М-м-м, – что означало: «Отвалите от меня. У меня выходной». Но так как сообщения приходили именно на Ленкин телефон, то и тянуться к нему пришлось именно ей. Глаза упорно не хотели открываться. – Придурок, – обратилась она к тому, кто прислал уже третье сообщение. – Воскресенье, такая рань. Совсем уже…
– Заткнись, – буркнула подруга. – Дай поспать.
Лена злобно глянула на подругу. Зараза, дрыхнет. А ей в единственный выходной приходится отвечать на сообщения, связанные с работой.
А чего это она одна не спит? С этой коварной мыслью она зашла в рабочий чат и написала:
«Ко мне тут ломится глава фермерского хозяйства, Ниязов».
«Прям сильно ломится?»
«Да, уже третье сообщение. Чего делать-то?»
«Вырубай свет и закрывай окно», – и ржущий до слез смайлик.
«Чего хочет на этот раз?» – О, его величество главный редактор проснулся.
«Опять дележ коров. Требует, чтобы мы приехали и все сняли».
«Пиши, что ближайшая пара месяцев забита полностью. Вали все на меня».
«С удовольствием. Все, я спать».
«Зашибись, всех разбудила – и спать!»
Хотя кого она обманывала? Спать уже не получится. Организм проснулся и требовал кофе. Но тихое злорадство оттого, что теперь не спят еще несколько человек, поднимало настроение. С чувством выполненного долга пошла умываться.
Звук воды из-под крана не перекрыл очередное «Трунь!».
Да твою ж… Выходной сегодня! Вы-ход-ной!
За дверью послышались звуки босых ног. Анжелка сейчас прибьет.
Но та открыла дверь и радостно улыбалась:
– Татьяна Петровна на пенсию уходит.
– И чему ты радуешься?
– Она всех нас зовет в гости, Артём чат создал. Надо думать, что будем дарить любимой воспитательнице.
Лена не особо понимала, чему так радуется Анжела. Татьяна Петровна действительно любимая воспитательница всех ребят. Вообще у них детский дом никогда не считался «образцовым», но он был ДОМОМ. Они жили как настоящая семья. Огромная, шумная. Где если кто-то болеет – переживают все. К кому-то приехали родственники и привезли гостинцев – это делилось между всеми. Татьяна Петровна, как настоящая мама, часто обнимала и умела найти нужные слова. Она знала, кого нужно подбодрить, кого лучше просто оставить одного. А учитывая, что у большинства воспитанников там, за забором, находились биологические родители, – живые, здоровые, но лишенные родительских прав, да и желания воспитывать, – то сравнить было с чем. Она видела, как Анжелка сжимала кулаки, стоя у окна, а там внизу ее мамаша пыталась пройти «с дочкой увидеться», а сама, как обычно, пьяная. Потом Анжелка плакала в подушку, а Ленка пыталась ее успокоить. Сама она дала себе слово, что никогда не будет плакать. По крайней мере, не позволит жалеть себя. И хорошо, что к ней самой никто не приходил! Она с рождения оказалась никому не нужной, лишней в чьей-то личной жизни. И пусть так!