Но деньги все же лидировали.

Шедченко допил бурду, которая в буфете называлась кофе. Посмотрел на двойника – тот улыбался продавщице. Мимолетно так улыбался, неконкретно и совершенно необещающе. Но заспанная женщина словно ждала этой улыбки. Быстрым жестом поправила прическу, выпрямилась.

– Ты никогда не понимал, как просто привлекать людей к себе, – вполголоса сказал двойник. – А это, знаешь ли, качество, необходимое полководцам.

– Политикам… – Шедченко покосился в окно, где занимался бледный рассвет.

– Нет. Политики играют с толпами. Конкретный человек их не интересует. Вот настоящий вождь – он должен нравиться личностям.

– Чего ты хочешь?

– Того же, что и ты. Порядка. Мира. Чтобы весь этот бардак, – в голосе двойника прорезалось отвращение, – схлынул. Чтобы казнокрады валили лес в Сибири, армия защищала страну, а люди не боялись завтрашнего дня.

Шедченко хмыкнул:

– Где ты раньше был, такой умный?

– Нигде. Эксперимент сорвался десять часов назад. До этого меня просто не существовало.

Николай вновь посмотрел ему в глаза. Не верил он… не мог поверить.

И все же… Кем еще мог быть этот человек, знающий о нем все, похожий как две капли воды…

– Расскажи мне об этом еще раз.

– Проверяем? – Двойник пожал плечами. – Лады. Тринадцать лет назад, еще при Союзе, начались эксперименты со снятием психической составляющей разума.

У него даже голос изменился. Он словно лекцию читал курсантам… «Наш ответ потенциальным противникам. Новейшие военные разработки».

– Зачем? – оборвал его Шедченко.

– Создание идеальных солдат. И не только солдат – врачей, инженеров, да кого угодно. Считалось, что информационные психоматрицы можно будет накладывать на сознание других людей, и те будут приближаться к эталонам. Не учли только одного – психоматрица не инертна.

Двойник поболтал стаканом с осадком «растворимого» кофе. Процедил сквозь зубы:

– Когда матрицы были созданы, они самостоятельно сформировали тела. Причем не в том «ящике», а рядом с прототипами. У двух матриц прототипов уже не было в живых. Они не смогли воплотиться. Вот… такие канделябры…

Шедченко поморщился от этого дурацкого присловья, прилипшего к нему давным-давно и порой упрямо всплывающего в разговоре. Канделябры. Над такими фразами ухохатываются студенты на военных кафедрах, потом они начинают бродить в анекдотах. Канделябры…

– Дальше, – сказал он.

– Мы не совсем люди, – небрежно сказал двойник. – Когда из нас останется в живых лишь один, он обретет силу. Способность влиять на людей, на их сознание, мечты. Повелевать.

И вновь, как час назад в вагонном тамбуре, выслушивая все это в первый раз, Шедченко покачал головой:

– Я не собираюсь этого делать. Я не убийца.

Двойник смотрел на него с жалостью и иронией.

– Я тоже. И не собираюсь трогать девушку, которая была прототипом. А вот с той, что пришла к ней, с копией, разговор иной. Ее кредо – мир станет лучше, если много говорить о добре. Это чушь. Когда тупорылые политики столкнут лбами наши страны, когда тебе прикажут вести войну…

Шедченко закрыл глаза. Нет. Ничего этого не произойдет. Никогда.

– Когда нашего Ромку… – Николай вздрогнул при имени сына. – Пошлют с автоматом в руках…

– Хватит нести бред!

– Бред? – Двойник перегнулся через стол. – Да ты сына отмажешь! Если будет война, поступишься принципами. Другие пойдут умирать! И все потому, что ты готовишься воевать лишь руками восемнадцатилетних пацанов! Видеть стрелочки на карте и цифирки в отчетах! Россия развалится на куски, и умные дяди в Киеве вспомнят про Великую Украину! На одной шестой Земли будет такая каша, что весь мир вздрогнет и заскулит!