Думать о том, что место не достанется подлой Рамоне было приятно. Правда, и самой Вивьен оно не достанется.

- А где домни Джорджеску? - камергер окинул девушек взглядом поверх пенсне.

- А она ушла! - тут же нашлась противная домни Рахайан.  

- Я здесь! - Вивьен вышла из-за угла. Голос отчего-то сел и она закашлялась. Затем повторила громче и увереннее: - К вашим услугам, граф.

Остальные, кроме принцессы, одарили её презрительными взглядами. У её высочества же был такой вид, словно она выше всего этого и Вивьен не достойна даже её внимания.

- Вы здоровы, домни? - нахмурился камергер, окидывая Вивьен взглядом с головы до ног.

- Абсолютно, дом, - ответила Вивьен и добавила немного торжественнее, чем следовало: - Извините, я просто поперхнулась.

Девицы тут же наморщили носы, а камергер вздохнул.   

- Что ж, домни, надеюсь на это. Потому что болеть вам отныне запрещено.

Пока Вивьен хлопала глазами, - как такое можно запретить? - камергер добавил:

- Вы приступаете к своим новым обязанностям личного секретаря её величества незамедлительно.

2. Глава 2

За десять лет, что Вивьен не была на родине, Гаэлию стало не узнать.

Порт, который восьмилетней девочке казался огромным, стал ещё больше, разросся, превратился в симбиоз военного порта и торговой пристани.

Каких только кораблей здесь на было! Величественные барки, каракки и каравеллы, клиперы, галеоны, фрегаты. Шхун и бригантин без счёта. Изящные, одномачтовые, они терялись на фоне внушительных соседей. Причём самыми огромными были пароходные судна, чуть не в десять этажей. На таком корабле, должно быть, можно прожить всю жизнь, только, наверное, это было бы скучно…

Сама пристань чуть не сбила Вивьен с ног оглушающим гвалтом: звуками сирен, зычными голосами матросов и носильщиков. В облаках дыма витали запахи пряностей, соли и рыбы, как всегда бывает в крупном порту.

За пределами пристани чудеса не закончились: Роама, главный город Гаэлии, тоже разросся, устремившись и в ширь и ввысь. Над шпилями башен парили дирижабли, по улицам наравне с запряжёнными лошадьми повозками катили паровые автомобили и даже сами горожане на двухколёсных велосипедах (где переднее колесо прямо-таки гигантское, а в чём толк от маленького заднего, непонятно) и самокатах.

Вивьен запомнила Гаэлию другой… Серой, смутной, подёрнутой пеленой слез. Пристань, лица родителей и всех остальных расплывались, голоса и звуки доносились словно издалека… а воздухе звенела, переливалась тревога. Словно что-то страшное готовилось опуститься на город, накрыть его невидимым сачком, и тогда о том, чтобы покинуть страну и уехать, скажем, в Пансион в Стадсхольмене, не может идти и речи.

Приглядевшись, прислушавшись Вивьен поняла, что эта странная тревога никуда не делась.

Город стал пышным, современным… Но в глазах встречных людей, и, кажется даже стаи бездомных собак, где-то очень глубоко сидел страх. Сидел прочно, основательно, словно заявлял на гаэльцев свои права. Убеждал, что если исчезнет - то вместе с остальными.

И от этого на душе было не по себе.

Поначалу Вивьен надеялась, что ей мерещится. Всему виной детское воспоминание, искоренить которое оказалось не так-то просто.

Она наняла извозчика и, скрепя сердце, заглянула в родительский дом, показавшийся ей маленьким и обветшалым.

Она ходила по комнатам и водила пальцем по пыльным портретам, забралась на чердак, где нашла свои детские вещи: игрушки, книги с надорванными и погрызенными корешками (Марина, пока у неё резались зубки, всё тянула в рот).

От посещения родительского дома стало только хуже.