Сашка запнулась. Мама смотрела на нее, как мог бы смотреть муравей на охваченный пламенем муравейник.

– Саша, скажи, что ты пошутила.

Сашка вытащила из кармана рыжеватую бумажку, напечатанную типографским способом, когда-то покоробившуюся от дождей и слез, но тщательно проглаженную утюгом. Мама пробежала ее глазами. Посмотрела опять на Сашку.

– Послушай, тут дата – июнь… Откуда она у тебя?

– Получила по почте.

– Когда?

Сашка задержала дыхание. Врать маме вот так в лицо – нелегкий труд, без привычки не дается.

– Пару дней назад.

– Саша, ты врешь.

– Мама, это настоящий документ! Я поступила! В институт! И я буду там учиться! – у Сашки дрожал голос. – Так надо, понимаешь?

– Понимаю, – мама оперлась о край стола. – Я понимаю. Ты ревнуешь. Ты – взрослая девушка – ведешь себя, как… как избалованный, скверный ребенок. С тех пор как… Не можешь мне простить, да? Не можешь простить, и устраиваешь демонстрации?

– Нет! – Сашка захлебнулась. – Он тут ни при чем! Это просто… Ну… так получилось, что я поступила. Я поеду в Торпу, и…

– Никуда ты не поедешь, – в голосе мамы был февральский лед. – Ты будешь учиться в нормальных условиях, в нормальном ВУЗе. Мне очень жаль, что я воспитала эгоистку, но больше никакого экстрима я не допущу. Спасибо за приятный разговор.

И она снова отвернулась к зеркалу.

Спустя два дня холодных, скованных отношений мама пришла домой непривычно веселая, с розовыми «яблочками» на щеках. Оказалось, в университете открыт добор на вечернее отделение, и Сашку с ее баллами, может быть, примут.

– А работать будешь у нас на фирме, – говорила мама, споро расставляя тарелки, раскладывая жаркое. – Я договорилась. Днем работать, вечером пары. Потом можно будет перевестись на дневное. Наверняка можно. На втором курсе или на третьем…

Сашка молчала.

– Завтра с утра надо будет подойти на кафедру. Комната тридцать два. Ты слышишь?

– Я поеду в Торпу, – проговорила Сашка еле слышно. Над столом повисла мертвая тишина.

– Саша, – укоризненно сказал Валентин. – Ну зачем ты так?

Спасаясь, Сашка поднялась из-за стола. Оставив нетронутой свою порцию, ушла в комнату, залезла под одеяло и притворилось, что спит. Мама и Валентин говорили громко, сквозь стены и одеяла до Сашки доносились обрывки фраз.

– Успокойся, – говорил Валентин. – Да успокойся ты! Самостоятельность…

– Она несовершеннолетняя!

– Они взрослеют… им хочется… в конце концов, это же не край земли…

Голоса становились все тише – накал страстей спадал. Сашка закрыла глаза. Все складывается как нельзя лучше: маме и Валентину удобно будет остаться в квартире вдвоем. Сейчас они поговорят-поговорят, да и отпустят Сашку в неизвестную Торпу, где ее невесть что ждет…

Ее раздирало пополам. Если мама согласится легко – Сашка оскорбится навеки. Если мама встанет насмерть… а так оно, похоже, и случится…

Нет, не случится. Вот уже смеются на кухне. Договорились. Пьют чай. Решили: у девочки своя судьба, она самостоятельная, пусть отправляется хоть черту в зубы! Довольны. Вот мы какие прогрессивные. А что? Множество школьников вот так уезжают из дому через лето после выпуска. Навстречу взрослой жизни… В общагу…

Сашка стянула с лица одеяло. За окном, за плотно задвинутыми шторами, все еще было светло. Восемь часов. Полдевятого. Август. До начала занятий осталось три недели.

В дверь Сашкиной комнаты негромко стукнули.

– Это я, – сказал Валентин. – Давай поговорим?

Они нашли город Торпу в атласе автомобильных дорог. Прозрачный кружок на карте, как раз в том месте, где листок слегка потерся на сгибе.