– Прочерк?!

– Стерх сказал, это считается, будто не сдала, – глухо проговорил Денис.

Сашка проглотила горькую слюну.

– Не думай, мы вовсе не плакали, – Лиза улыбалась как ни в чем не бывало. – После экзамена было чем заняться, зимние каникулы, танцы, пляски, лыжные курорты…

– А что сказал тебе Физрук? – снова заговорил Андрей. – Почему тебе поставили прочерк, а потом вернули на курс?

Сашка прикусила язык. Сообщить им про «убийцу реальности»? Это ничего не объяснит, наоборот, запутает, заморочит, увеличит напряжение… Или она все-таки может им доверять?

Она развела руками, честно пытаясь сформулировать не обидный и не очень туманный ответ, и вдруг замерла с открытым ртом. Поперхнулась:

– Слушайте, а если наш экзамен был много лет назад, то и второкурсники тоже… Они уже сдали? Тот курс, где Егор?

Показалось ли ей, что Костя вздрогнул?

– Если экзамен был в прошлом, – Сашка волновалась все больше, – от него остались, наверное, ведомости, документы… и мы точно можем узнать, кто из них сдал, а кто…

– Нет, – Андрей почесал кончик носа. – Им еще семестр кочевряжиться. Время не линейно, если ты не знала… Деньги-то забери, или мы их выкинем.

Сашка, сжав зубы, взяла конверт со стола, сунула во внутренний карман куртки. Почувствовала себя побирушкой.

Лиза наконец-то отключила тренажер, замедлила шаг, соскочила с ленты, не заботясь о том, чтобы выровнять дыхание. Ни капли пота не блестело на ее лбу, ни пятнышка влаги не проступило на тонкой спортивной куртке с длинными рукавами. То ли она в самом деле была живым манекеном, то ли «интенсивная физическая нагрузка», прописанная в расписании, сделала из Лизы олимпийскую чемпионку.

Она остановилась перед Сашкой, расточая запах спортивного дезодоранта:

– Покажи руку.

Сашка растерянно посмотрела на свои ладони. Лиза, выждав паузу, поддернула правый рукав: над сгибом локтя у нее темнела татуировка, округлый знак с реверса золотых монет Фарита Коженникова.

Сашка неуверенно огляделась – все смотрели не на Лизу, а на нее. Сашка, сглотнув, потянула рукав трикотажного свитера: ничего, естественно. Чистая кожа.

– Интересное кино, – сказала Лиза, сдвинув тонкие светлые брови. – Тебя не проштамповали, но ты на четвертом курсе. Самохина, как обычно, вечное исключение из правил.

– Я не набивалась, – Сашка рывком вернула рукав на место.

Лиза прищурилась:

– Коженников за тебя вписался, да?

На этот раз Костя дернулся так, что пустой стакан из-под кофе упал и покатился по полу. Сашка, оказывается, напрасно расслабилась: ее однокурсники играли в добрых и злых следователей, и роль злого, естественно, досталась Лизе.

– Фарит Георгиевич Коженников, – медленно сказала Сашка, глядя Лизе прямо в зрачки, – ясно дал понять, что за свою… услугу очень дорого с меня спросит. Вы все знаете, что это значит. От тебя он тоже не требовал невозможного, Лиза?

Блондинка изменилась в лице. Подняла средний палец характерным оскорбительным жестом, и Сашка вдруг увидела ее руку у самого лица – хотя Лиза стояла в пяти шагах от нее и не сдвинулась с места. Средний палец на немыслимо длинной руке Лизы превратился в костяной крюк, поддел ткань свитера на Сашкиной груди и рассек одежду, мимоходом коснувшись кожи. Сашка отпрыгнула; Лиза ухмыльнулась и вышла, не оборачиваясь.

Уютно булькала кофемашина. Где-то на улице Сакко и Ванцетти, далеко и глухо, просигналил автомобиль. В остальном было так тихо, словно Сашка явилась в морг, а не в студенческую общагу.

– Зря ты так, – рассудительно сказала Юля Гольдман. – Ты же знаешь, если Лизке напомнить, что с ней делал тогда Фарит, – она бесится…