Алексею при встречах с хозяином тайги везло: попадались незлобивые мишки, и, даже столкнувшись нос к носу, они разбегались, одинаково испуганные встречей. Значительно больше он не любил сталкиваться с покойниками, особенно в лесу. В степи такое место заметнее: его видно издалека и можно обойти. А в лесу на него натыкаешься неожиданно, и если покойник недавний и зверье еще только начало его растаскивать – зрелище неприятное. Но что поделаешь, таковы обычаи некоторых сибирских народностей – не закапывать покойника в землю и не сжигать, а обрядив в достойные случая одежды, уносить в лес или степь, в безлюдное место. А там животные так поработают, что через месяц и косточки не найдешь.

В первый раз так и случилось. Шедший по тропе впереди Алексея напарник вдруг отскочил в сторону и издал дикий вопль. Подбежав ближе, Алексей увидел человеческий череп, глядящий в небо пустыми глазницами. Выбеленный солнцем и практически беззубый, потерявший где-то нижнюю челюсть, он тем не менее нес на лбу несколько фрагментов кожи, а в черепной коробке сохранялось небольшое количество коричневой кашицы. Успокоив напарника, решившего, что перед ним жертва дикого таежного убийства, и собравшегося бежать к ближайшему милиционеру (километров 70 как минимум), Алексей объяснил, что таковы погребальные обычаи аборигенов и не надо в них вмешиваться. Просто труп уже растащили животные – и череп попал на тропу.

Странно, уже 20 лет, как Алексей прекратил мотаться по экспедициям, а память охотно выхватывает то одну картинку, то другую. Наверное, таким образом мозг пытается защититься от морального давления испытываемого страха. Алексей хорошо знал способность своей психики крайне эмоционально воспринимать проблемы, но относительно быстро к ним адаптироваться и переставать остро принимать. Он ценил свою «высокую адаптивность», но, пока она не приходила, охотно прятался мыслями за экспедиционными воспоминаниями, исполненными красоты, мужества и самоуважения. Впрочем, именно этот случай ему особенно запомнился, хотя был не единственным, когда доводилось находить человеческие останки. Просто он навел на размышления о бренности бытия и роли случая и везения. Годом ранее в этом же районе в горах Алексей, чтобы сэкономить время и не делать огромный крюк, обходя распадок, прыгнул через пропасть. Прыгая, рассчитывал зацепиться за удобную трещину на противостоящей наклонной плите, но не попал в нее руками и начал сползать. Спасли его тогда прекрасные альпийские ботинки и счастливая звезда. Ботинки затормозили сползание, ему удалось зацепиться за трещину и выбраться из почти безнадежной ситуации. Поэтому, глядя в пустые глазницы найденного черепа (он был довольно свежим), Алексей не мог отделаться от мысли, что могло бы быть и наоборот, и сейчас эта юная (судя по ювенильной форме черепа) особа могла бы смотреть в его, Алексея, пустые глазницы.

Однако, похоже, еще ничего не потеряно.

Характерное бряканье фиксаторов гермодвери, возня в тамбуре – и в бокс вошли медсестры Соня и Раечка. Утренняя термометрия, анализы, первые уколы. Он бы и сам с удовольствием их уколол. Особенно Раечку, с которой до сих пор только кокетничал. Сонька была как-то более благосклонна, и, строго говоря, он уже не первый раз оказывался на кровати в боксе специзолятора. В период их недолгого романа, в дни, когда Соня бывала дежурной сестрой изолятора (если не было пациентов, дежурили только две медсестры, по очереди уходившие с поста отдыхать), она снимала один из боксов с сигнализации и запускала Алексея через внешнюю дверь. Какая удобная штука ортопедическая кровать, когда используется по этому назначению.