Стоя спиной к арочному проему церкви, Кейти сунула руки в карманы.

– Предполагалось, что вы путешествуете вместе. Что же произошло?

Для него это был явно болезненный вопрос, и, отвечая, он смотрел мимо нее.

– Мы повздорили. Так не должно было случиться. Миа не захотела остаться в Австралии…

– И она отправилась на Бали, – закончила за него Кейти. – Почему?

Левая нога Финна в нечищеном черном ботинке беспрестанно подергивалась, словно отбивая такт. Кейти знала такую его особенность: в свое время ей казалось, что это от нетерпения, но позже она поняла, что это своего рода нервный тик.

– Мы там познакомились с одними… Они туда собирались.

– Ничего не понимаю. – Кейти почувствовала, что у нее начинают дрожать руки. Сжав в карманах пальцы в кулаки, она чуть вздернула подбородок. – Почему она оказалась на том утесе?

– Не знаю. Мы после Австралии не общались. Она лишь один раз написала мне по электронной почте…

– И тебе не пришло в голову никому сообщить? – Ее голос звучал все громче, и она заметила, как переглядывались стоявшие чуть поодаль братья Финна.

Беспомощно выслушивая град ее вопросов, он развел руки, повернутые ладонями к свинцово-серому небу:

– Я думал, Миа сказала…

– Ты должен был остановить ее! – Подхваченные внезапным порывом ветра волосы закрыли ей лицо. Она откинула их в сторону.

– Она же упрямая, – воскликнул он. – Ты сама прекрасно знаешь.

– Была упрямой. Была. Она мертва! – Последнее слово поразило обоих обжигающим холодом. Его сила подхватила Кейти, и вскипевший гнев подступил ей к горлу ядовитым зельем. – Ты пообещал мне заботиться о ней.

– Да…

– Она полагалась на тебя, Финн. Я полагалась на тебя! – Сделав шаг вперед, она вытянутой рукой ударила его по левой щеке. Очень сильно.

Высоко над ними вскрикнули две чайки.

Все замерли. Финн от неожиданности схватился за лицо. Пальцы Кейти обожгло. Мгновение спустя он попытался что-то сказать, но наружу вырвались лишь рыдания. Ей не доводилось видеть его плачущим, и ее потрясло, как вмиг изменилось его лицо: его черты словно обвисли, стекли вниз вслед за слезами.

Она стояла неподвижно, глядя на него, пока не почувствовала на своем плече руку Эда. Он молча увлек ее в сторону могилы Миа – туда, где были возложены цветы и посвящения. Он не стал говорить о только что произошедшем, просто застегнул свой темный плащ и принялся не спеша собирать посвящения, по очереди читая их вслух.

Кейти не слушала. Она все еще находилась под впечатлением собственноручно оставленного ею на щеке Финна отпечатка, подобного клейму. Никогда прежде она никого не била. Позже Эд скажет ей, что Финн тоже страшно переживал и ей следовало дать ему возможность высказаться… однако имело ли смысл что-то там объяснять? Миа была мертва. И если ни в чем не винить Финна, то винить оставалось только себя.

– Необычно, – заметил Эд. Он держал одинокий цветок, из кроваво-красной серединки которого, подобно лопастям пропеллера, торчали три выгнутых белых лепестка. Он передал его Кейти, и она легонько потеребила бархатистые лепестки. Цветок походил на орхидею, и она поднесла его к лицу понюхать. Запах тут же перенес ее совсем в иное место – наполненное окутывающим теплом, изобилующее ароматами и светом.

Подняв глаза, она увидела в руках у Эда маленькую карточку, сопровождавшую цветок.

– Что там? – поинтересовалась она, заметив, как изменилось выражение его лица.

Не сказав ни слова, он молча протянул ей карточку.

Кейти взглянула на оборотную сторону, но не увидела никакого имени. Там оказалось лишь единственное слово: «Прости».