Девочкина голова на длинной тонкой шее и позвонках свершила высокоточный поворот с наклоном, словно скользнула в подогнанный паз, из которого можно разговаривать с отцом.

– Ну… может, разок-другой Большой Ия в последнее время намекнул.

– Вот здорово-то, да, наш известный панкер-диетолог – еще раз, в честь кого он себя назвал, какого-то робота?

– В честь Исайи Два-Четыре, это стих такой в Библии, – медленно качая головой ладно-сдаюсь, – который твои друзья, его хипповские уроды-предки на него навесили в 67-м, насчет оборота войны к миру и перековки копий в серпы, прочей идиотской мирни?

– Вам бы обоим потише с эт’ сранью, те в голову не приходило, может, твой разлюбезный Р2Д2 просто жмот, и не хочет тебе покупать больше жратвы, чем надо? Чем он занимается? Чем он тебя вообще кормит?

– Любовь странна, па, может, ты забыл.

– Я знаю, что любовь странна, она с 56-го года такая, включая все гитарные брейки. У тебя с этой личностью любовь, ну так может ты забыла, я его уже знаю, я помню, как все твои парни не так давно с гадостями-сладостями по домам ходили, и так тебе скажу: кто б ни постучался в дверь в виде «Джейсона» из «Пятницы, 13-го» [1980], уж поверь, пожалста, старому психопату – у такого ребенка точно не все дома.

Прерия вздохнула.

– В тот год все были Джейсонами. Он теперь классика, вроде Франкенштейна, и что с того, я вообще не понимаю, что тебя в этом напрягает. Исайя тебя всегда обожал, знаешь.

– Чего?

– За то, что ты в эти свои окна прыгаешь. Он все твои видеопленки до дюйма изучил. Говорит, пару раз тебя чуть не проткнуло.

– Чуть, а…

– Стекло прям из рамы на тебя выпадает, – пояснила она, – такими здоровенными острыми копьями? и тяжелые, насквозь пробить могут? Исайя говорит, у него все друзья отметили, до чего офигенно четко ты всегда смотришься, до чего не сознаешь опасность.

Побелев и едва не тошня, он сумел одним глазком с сомнением подглядеть. Нет смысла рассказывать про сегодняшнее подставное окно, она с ним так искренне, даже, что неестественно, восхищается, самое время просто заткнуться. Но правда ли, возможно ли, неужто бывал он так близок к смерти или серьезной операции всякий предыдущий раз чистого оттяга? Как, стало быть, если не полагаться отныне на сахарные окна, ему теперь доход себе генерировать? Черт – надо было все это время работать в каком-нибудь адреналиновом шоу типа у Джои Читвуда и грести реальные деньги.

– …и мне кажется, вы с Исайей даже дела вести можете, – очевидно, произносила тем временем Прерия, – птушта я-то знаю, он не прочь, а тебе надо только умом от него не закрываться.

Зойд понятия не имел, о чем она, но вынудил себя мыслить живенько.

– Если только он мне его взламывать не будет, – после чего пришлось увернуться от кеда, к счастью, без ее ноги внутри, просвистевшего мимо уха.

– Ты судишь его по прическе и по ней одной, – грозя пальцем, старательно изображая нечто среднее между ворчаньем соседки и Главным Психиатром из мыльной оперы. – Ты превратился в точности такого же отца, каким был твой, когда третировал тебя, хипповского урода-подростка.

– Ну а я, конечно, представлял как минимум такую же сверхмощную угрозу населению, как твой молодой человек сегодня, но ни разу в жизни никто из моего поколения не возникал поздно ночью ни у кого под дверью ни в каких хоккейных масках, не таскал с собой никаких смертельных бритв и даже чего-то похожего на серпы? и ты мне рассказываешь, что мы можем вести дела? Какие еще дела – ремонт летних лагерей? – Он принялся кидаться в нее «Чи-томи», разбрасывая повсюду насыщенно оранжевые крошки.