– Прям чувствую себя мужем Милдред Пирс, этим Бертом, – вот как Зойд описал свои внутренние ощущения Френези, наконец засекши ее в гигантском отеле «Темный океан», высящейся двугранной стене из 2048 номеров с идентичными ланаями, торчащими прямо в синь, и все лицом к Пацифике. Далеко внизу крохотные фигурки оседлывали завиток крохотного прибоя, загорали на пляже, бесились в крохотных ярчайше-аквамариновых бассейнах, вправленных в тропические рощи темной зелени.

С любого расстояния наблюдатель заметил бы, там и сям по огромному гнутому фасаду, публику на своих ланаях – она проветривалась на ветерке, поедала банкеты, подаваемые в номера, курила местный каннабис, еблась полуприлюдно.

– Ценю сравнение, Зойд, хотя, как видишь, я одна, да – вполне себе одна, не то чтоб симпатичных парней вокруг не было…

– Я не про съемных, иначе у нас бы этот мелкий меджусобойчик давно случился.

– О? И когда ж точно?

– А, не стоит.

– Минуточку, ты сюда врываешься…

– Ну да, и билет сам себе купил, – чуть не добавив: «Не мамочка моя за него платила», – но, видя, что на это она и рассчитывает, он пропустил волну неоседланной.

На деле же он вот что сделал – вписался к ней прямо за стенку, так что они стояли на соседних ланаях в сотнях футов над уровнем моря и вели эту взрослую дискуссию, у каждого в руках по банке пива, Френези в бикини, а Зойд в старых трусах – если б не смертоносная высота, год мог бы оказаться и позапрошлым, еще в Гордита-Бич. Где-то над ними другая парочка орала друг на друга, бесконтрольно. Голоса их, попеременно акцентируя, помогали Зойду и Френези калибровать их собственные, хоть и не обменяться им самодовольными взглядами, означавшими бы: «По крайней мере, у нас не все так плохо», – они-то не опускались до такого.

Зойд не мог не задаться вопросом, едва ль не вслух, где может сейчас быть Бирк Вонд, ее харизматичный федеральный дружочек. Прячется под кроватью у нее в номере, хавает лучики на пляже Вайкики? Зойду не хотелось разочаровываться. Именно неведение касаемо местонахождения федерального обвинителя США Вонда, в итоге, некое обратное присутствие его помогло Зойду перебраться через Тихий океан в самолете, чья годность к полетам становилась лишь, в памяти, все более сомнительной.

Саша тоже пользы не принесла.

– Ты меня в это не втягивай. Не собираюсь я гнать шары на собственную дочь, ведь так? Если б и вообще что-то знала, а нет такого, – с чего бы ей мне докладывать?

– Ну – вы ж ее мама.

– В точку.

– Тогда ладно, а как насчет Бирка Вонда, которого мы оба знаем как облупленного, что именно он за подвид преступного фашиста, вы таких завалить честно пытались всю жизнь – вы что ж, намерены терпеть такого типа? Я просто спрашиваю, – скакнув на мошеннический тон понежней, – вы с ним разве никогда не встречались? Лицом к лицу?

Саша распознала мольбу, уже близившуюся к нытью, а потому была на стреме. Этот бедный олух слишком легко бы мог удовольствоваться любой наименьшей тенью боли, казалось, ему хочется выстрадать все болезненные подробности до единой. Тупица. Зачем ему так время тратить? Вроде не юнец, видал уже такое, но кто знает, может, он тут девица, и это его первый рейс по зеленым морям ревности. Могла бы его и в лоб спросить, но ее обязанность в эти дни, похоже, просто держать язык за зубами, оттачивать его для пущей готовности, но из ножен молчания не извлекать. Раздражает вдвойне, потому что на свою дочь злилась она как черт. Шашни Френези с Бирком, политически, сами по себе отвратительны, но она ж еще и о деле снова забыла, поэтому Саша сердилась, как это бывало не раз, на привычку Френези, развившуюся у той в жизни довольно рано, то и дело нырять под каждую ситуацию, которой обязанности требовали держаться и ее исправлять. Насколько Саша могла разобрать, эта тяга делать ноги за годы отнюдь не потускнела, и последней жертвой ее был Зойд.