– Знают, на чем я езжу?
– От меня – нет.
– Спасибо, Трент. Не могу сказать, когда…
– И не говори, – предупредил Трент, шмыгнув носом, – увидимся когда-нибудь, – и повесил трубку.
Зойд решил, что ему вернее всего будет отыскать где-нибудь стоянку кэмперов и попробовать к ним прибиться. Место он себе забронировал в нескольких милях от города вверх по Седьмой реке под липовым именем, молясь, чтоб никто не прослушивал этот номер. Затем, с опаской, проследовал в своем кедровом бельме на глазу к «Пицце Бодхи Дхарма», которую сегодня вечером слышно было раньше, чем видно. Все обитатели заведения типа пели, такое, что, с флюидами грядущих бед, он распознал – не слова, они были по-тибетски, но мелодию, с ее костотрясыми басами, к мощному и тайному заклинанию против захватчиков и угнетателей, в частности слышимому чуть позже в году, как раз на урожай, когда в небесах собирались вертолеты КАПУТа, и Северная Калифорния, подобно другим дуреводческим регионам США, вновь воссоединялась, говоря оперативно, с третьим миром.
Едва Зойд собрался заехать на стоянку, как первым делом заметил через витринное стекло Эктора, который навытяжку стоял на столе, полностью окруженный поющими едоками пиццы и персоналом. Зойд проехал мимо, отыскал телефон и позвонил Доку Дальши в «Винляндский дворец».
– Не знаю, насколько он опасен или надолго ли я его смогу задержать, поэтому постарайтесь скорее, лады?
А внутри «Пиццы Бодхи Дхармы» Эктор яростно оборонялся, глаза воспаленные, прическа набекрень.
– Зойд! ¡Órale, carnal![30] Скажи этим людям, до чего не нужна мне вся эта срань!
– Где мой ребенок, Эктор?
В туалете для сотрудников, как выяснилось, дверь в который Прерия заперла. Зойд пошел и поорал с нею туда-сюда, в то же время стараясь не спускать глаз с Эктора, а глубокий распев все не заканчивался.
– Он говорит, будто знает, где моя мама. – Голос у нее настороженный.
– Он не знает, где она, сам меня на днях спрашивал, он пытается тебя использовать.
– Но он сказал, она ему это сообщила – на самом деле она хочет со мной увидеться…
– Он тебе тюльку вешает, Прерия, он УБН, работа у него такая – врать.
– Пожалюста, – крикнул Эктор, – сделяй уже что-нить с этим клюбом ликованья, патушта мне от них, я не знаю, странновато?
– Ты похищаешь моего ребенка, Эктор?
– Она сама со мной хочет ехать, пентюх!
– Прер, это правда?
Дверь открылась. Крупные нажористые слезы катились по ее щекам, вместе с завитками фиолетовой подводки для глаз.
– Пап, что такое?
– Он псих. Он сбежал из Детокса.
– Лючше б ты зналь, как ее защитить, Коллес, – федерале уже неистовствовал. – Лючше б у тебя какие-то ресурсы были, сам же скоро пожалеешь, что она не со мной, ése, я не один сегодня ночью чужак в городе.
– Ага, ты, должно быть, об армии у меня на дворе – скажи мне, Эктор, что это за люди?
– Не такой дурень уже б давно поняль. Это ударная группировка Министерства юстиции, у них военные подкрепления, а ведет их твой старый дружбан собственнолично, Бирк Вонд, помнишь его? Дядя, который твою старушку у тебя отобраль, хах, cabrón[31]?
– Ну, блядь. – Зойд просто все это время полагал, что это люди Эктора, УБН плюс их местные прихвостни. Бирк Вонд же – федеральный обвинитель, тяжеловес из Вашингтона, О.К.[32], и, как столь любезно припомнил Эктор, почти все годы движитель долгих и, рано или поздно, слезоточивых ночей, которые Зойд проводил в таких местах, как «Потерянный самородок». Зачем же, столько времени спустя, ему возвращаться и опять гонять эдак вот Зойда, если это никак не связано с Френези и старой грустной историей?