– Вон там! – невольно воскликнула я.

– Где? – быстро уточнил доктор и энергично шагнул ближе. – Что такое?

– Это повторилось: оттуда помахали платком и что-то бросили. – Я показала на окно, теперь уже закрытое и лицемерно пустое.

– Бегите сейчас же, поднимите и принесите! – поспешно приказал доктор Джон и добавил: – На вас никто не обратит внимания, а меня сразу заметят.

Я повиновалась и после недолгих поисков, обнаружив на нижней ветке куста сложенный листок бумаги, схватила его и принесла доктору. Думаю, в этот раз меня не заметила даже Розин.

Не прочитав и даже не развернув записку, он разорвал листок на мелкие кусочки и строго произнес:

– Помните, что здесь нет и тени ее вины.

– Чьей вины? – уточнила я. – О ком вы говорите?

– Значит, до сих пор ничего не знаете?

– Абсолютно ничего.

– И даже не догадываетесь?

– Ничуть.

– Будь я знаком с вами ближе, рискнул бы довериться, тем самым заручившись вашей заботой о существе сколь невинном и прекрасном, столь же неопытном.

– В качестве дуэньи? – спросила я.

– Да, – рассеянно ответил доктор Джон и задумчиво добавил, впервые внимательно посмотрев мне в лицо в надежде встретить выражение сочувствия, которое позволило бы доверить моей опеке некое эфемерное создание, против которого строят козни темные силы: – Какие капканы ее окружают!

Я не испытывала особого стремления к наблюдению за эфемерными созданиями, но вспомнила, что в долгу перед доктором за проявленное внимание, поэтому если могла чем-то помочь, то не имела права отказывать, а чем именно и как – решать не мне. Подавив внутреннее сопротивление, я заверила его, что готова сделать все возможное.

– Я заинтересован исключительно как наблюдатель, – подчеркнул доктор с восхитительной, как мне показалось, скромностью. – Мне довелось быть знакомым с довольно беспринципным человеком, который уже дважды нарушал святость вашей обители (встретились в светском обществе). Казалось бы, изысканное превосходство и внутреннее изящество молодой особы должны были раз и навсегда пресечь любую дерзость, но, к сожалению, это не так, поэтому я готов защищать невинное простодушное создание от возможного зла. Сам я ничего сделать не могу, потому что не смею к ней приблизиться.

– Что же, готова помочь вам в этом благородном деле, – заверила я. – Только скажите, как именно.

Мысленно представив всех обитательниц заведения, я попыталась определить, кто же это сокровище, и решила, что, должно быть, речь идет о мадам Бек: лишь она одна превосходит всех нас. Вот только что касается неопытности, отсутствия подозрительности и прочего, то на этот счет доктору Джону не следует заблуждаться. Но если уж ему так хочется думать, то противоречить я не собираюсь: пусть верит в светлый образ, пусть его ангел остается ангелом.

– Просто обозначьте объект моей заботы, – продолжила я серьезно, но мысленно усмехнулась: неужели придется опекать саму мадам Бек или одну из ее учениц?

Надо сказать, доктор Джон, обладавший тонкой душевной организацией, сразу обнаружил то, что для более грубого сознания прошло бы незамеченным, а именно: я слегка над ним потешаюсь. Покраснев и с неловкой полуулыбкой отвернувшись, он взял шляпу, собираясь уйти. Сердце мое дрогнуло, и я заверила поспешно:

– Непременно вам помогу: сделаю все, что пожелаете. Буду оберегать вашего ангела, неустанно о нем заботиться, если скажете, кто это.

– Но вы и сами должны знать, – сказал он едва слышно. – Она сама безупречность, доброта, к тому же красавица! Невозможно, чтобы в одном доме была еще одна волшебная фея. Речь, конечно же…