Теперь в квартире ютилось несколько семей. Вика наблюдала за шумной жизнью коммуналки, в которой оказалась впервые, и ей пришло на ум, что семьи похожи на мирные независимые государства, иногда вступающие в конфронтацию.

Валина хозяйка с мужем и сыновьями до войны занимала приличную площадь – две комнаты. Осенью мужа мобилизовали на фронт, а Нине Петровне велели срочно освободить маленькую комнату для эвакуированных.

Рядом жила самая молодая и самая беспечная жиличка по имени Людмила, которую все звали Лялечкой. Ляля работала официанткой в ресторане, на работу и с работы её возил на машине полноватый интендант.

Две смежных комнаты напротив (бывшие детские) принадлежали семье Николая Свинухова с двумя детьми. На фронт Николая не взяли из-за слабого здоровья. Они с женой работали где-то в бухгалтерии.

Жильцов в коммунальной квартире всё прибавлялось. К Свинуховым подселили молодую женщину Аллу с грудным младенцем месяцев трёх-четырёх. Ребёнок плакал ночами, и Свинуховы ворчали, не скрывая раздражения, что не высыпаются. В туалет или кухню Алла пробиралась через хозяйскую комнату, терпела косые взгляды: лишний раз не высунешь носа за порог. Когда уходила в магазин или на рынок, то брала младенца с собой, закутав в толстое одеяло.

Недовольные уплотнением хозяева ругали правительство, правда, сдержанно. Нервозности добавляли тревожные вести Юрия Левитана. И каждое утро по радио звучала песня:

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой

С фашистской силой тёмною,

С проклятою ордой.

Приближалось 7 ноября. К этому дню в Куйбышеве в строгой секретности готовился военный парад к годовщине Революции, который должен был показать союзникам и противникам СССР военную мощь страны. Вике очень хотелось побывать на этом параде, посмотреть своими глазами на историческое событие, но увы: она работала в утреннюю смену, принимала раненых с санитарного поезда.

Зато воздушную часть парада могли видеть все желающие. Бомбардировщики, истребители и штурмовики прошли над площадью Куйбышева на разной высоте. Вика была в восторге, хотя из-за плохой погоды лётчики не выполняли сложных пилотажных фигур. Бесконечные эшелоны самолётов… их просто невозможно было сосчитать. Кто сказал, что в СССР нет самолётов? Вот вам!

Маша грызла сушку и восторгалась:

– А вы видели, Виктория Александровна, как низко самолёты пролетели? Я так испугалась! Думала, крышу снесут.

– Маша, почему ты опять ешь в помещении? Я сто раз говорила, что этого делать нельзя – кругом инфекция! – напустилась на медсестру Вика. – Только отправили раненого с гепатитом! Руки, руки обрабатывать! И кушетку тоже!

– Ой, простите, я забыла… Есть очень хочется. – Маша спрятала сушку в карман.

«Набрали девочек после трёхмесячных курсов, – ворчливо подумала Вика, – какие это медики? Так… одно название».

– В магазинах на мясные карточки суфле дают, – вспомнила Маша, – вы бидончик взяли, Виктория Александровна?

– Что за суфле?

Воображение тотчас нарисовало торт «Птичье молоко», нежный и воздушный, тёмный от шоколадной глазури. Но военное суфле – это что-то другое.

– А вы не знаете? Это такой сладкий напиток из сои. Вкусный!

Что ж, суфле так суфле. Мясные талоны редко удавалось отоварить, а если удавалось, то почти всегда это была конина. И со всеми карточками такая история: продуктов мало, положенную норму они с Валей ещё ни разу не получили.

Суфле! Теперь Вика вспомнила, откуда она слышала про это – из блокадных дневников. Суррогат из сои, крахмала и сахарина, который упоминался в блокадных книгах и дневниках, наряду с дурандой, шротом и хряпой.