Стоит сразу же отметить, что у германцев издревле существовали широкие и прочные традиции эддической поэзии. Свое название жанр получил от «Старшей Эдды» – собрания героических и мифологических стихотворных сказаний и поэм, восходящих к Великому переселению народов, даже к первым векам нашей эры. Содержание «Старшей Эдды» необыкновенно емко – от мифов о войне богов (асов и ванов) и о божественном происхождении общественных слоев и мистических свойствах владыки-конунга («Песнь о Риге») до подробнейших нравоучительных наставлений по поводу поведения человека в обществе, которые приписываются самому богу Óдину («Поучения Высокого» или «Речи Высокого»). Многие мотивы «Старшей Эдды» унаследованы от готских преданий, от франков VI–VIII вв., от германских сказаний о Зигфриде, Нибелунгах («Нифлунгах»), кузнеце Вёлунде; они несут память о битвах и героях тех времен. Но оформились песни «Старшей Эдды» позднее, примерно в VII – ХIII вв. Запись этого собрания принадлежит, как полагают, анонимному книжнику ХII в., но язык сохранившейся рукописи принадлежит ХIII в. Эддическими мотивами увлекались и Снорри, и многие скальды, они отражены в некоторых сагах. Следы эддических мотивов можно проследить в балладах. Первый переводчик «Эдды» на русский язык С. Свириденко[58] восторженно писала: «Все сильно и ярко [в «Эдде»], все дышит жизнью». Это эпическое собрание, редкий по емкости памятник языческих представлений, – одна из вершин мировой культуры.
Эддическая поэзия, как и саги, анонимна. В отличие от них скальдическая поэзия – авторская. Авторы стихов известны и, что также важно, узнаваемы, в большинстве случаев их можно идентифицировать. Конечно, скальды имели индивидуальные «почерки». Но выделение скальдической поэзии в особый жанр порождается прежде всего самим строем скальдического стиха, в высшей степени своеобразным. Этот стих имеет строгую метрику, его лучшие образцы наполнены аллитерациями, многими и сложными созвучиями. Стих наполнен мифологическими образами, которые шифруют смысл, требуя от слушателей хорошего знания мифологии. Но более всего усложняют смысл многочисленные кеннинги – сложные, иногда многосложные метафоры, а также переплетение строк стиха, когда по смыслу первая строка может продолжаться строкой третьей и первой половиной строки четвертой, а вторая строка и половина четвертой строки являются вставными репликами[59].
Вследствие этих особенностей скальдический стих не может быть «исправлен»: любое вмешательство в его сложную канву уродует стих, сразу же делает его недостоверным. По этим же причинам вполне адекватный перевод скальдического стиха под силу только хорошему поэту. Дело в том, что, по моему суждению, лучше всего передает красоту и своеобразие исландского стиха свободный перевод, когда при сохранении общего смысла переводчик избегает буквализма и использует особенности и идиомы родного языка для передачи идиом скальда. Такой опыт перевода на русский язык успешно осуществил прекрасный петербургский поэт С.В. Петров[60]; особого внимания заслуживает его умение подчеркнуть изумительные аллитерации скальдического стиха и несколько смягчить сложность переплетения строк. Продуманные переводы стихов, в частности «Речей Хакона» Эйвинда Погубителя Скальдов, предложены О.А. Смирницкой в издании «Корни Иггдрасиля», которое она возглавила.