***

– Вот же гаденыш, – сплюнул Добрый, ознакомившись с письмом Разумовского, – но гаденыш теоретически полезный, если это, конечно, не подстава. И какой у нас план Командир?

– План простой – думать, думать и ещё раз думать. Время пока есть, нужно дождаться ответа из Берлина, чтобы закрыть вопросы по Бранденбургу, и гостя из Любека. Поэтому до середины марта мы точно в Кёнигсберге. Твоя задача подготовить парней к работе в городе – скрытое ношение оружия, по нескольку комплектов цивильной одежды петербургского фасона, посоветуйся с фон Гиппелем по этому вопросу, карты города и остальные необходимые мелочи!

– Уже работаем по всем направлениям, – кивнул Добрый и спросил, – а что с агентурой Шешковского, планируешь привлекать?

– Конечно, грех игнорировать такие возможности, но у них будет своя задача. Гарантировать их стопроцентную лояльность никто не может, поэтому пускай пока собирают информацию. Я пока ещё раздумываю над деталями, но, думаю, что пары дней мне хватит и Шешковский двинется в Курляндию с ответом для Разумовского и поручением для фон дер Ховена. Пока он там всё организует, мы закончим с делами здесь и пойдём вслед морем, с комфортом, а то задолбали уже эти раскисшие дороги!

***

Не успел я отправить Шешковского в Митаву, как свершилось первое из ожидаемых событий – пришло письмо от Луизы Ульрики, а если вернее, то целый пакет документов, одним махом закрывающий теоретический этап моих действий по Берлину. Можно даже сказать, что меня ставили перед фактом, решив за меня все промежуточные этапы задачи. Такое со мной происходило довольно редко, но наверняка у каждого человека хотя бы раз в жизни возникала ситуация, когда он представлял себе желаемый и нужный ему конечный результат, но при этом страстно желал, чтобы процесс его достижения пролетел мгновенно и без воспоминаний об этом. Здесь был именно такой случай. Я уже морально готовил себя ко множеству раундов занудных переговоров и неизбежным компромиссам, но тут в дело вступил человек, который вообще не учитывался мной в раскладах и легко, с присущей ему солдатской прямотой, разрешил проблему. Всё в точности со своим армейским прозвищем «Цитен из кустов», которое он получил после почти проигранной Фридрихом битвы с австрийцами при Торгау в ходе Семилетней войны. Тогда внезапный налёт его гусар из леса (к нужному месту фон Цитена привел местный пастух) привел к захвату главной артиллерийской позиции австрийцев и предопределил исход всего сражения.

А ещё этот человек – «гусарский король», герой армейского фольклора, генерал-лейтенант кавалерии, любимец и друг Фридриха Великого и просто живая легенда прусской армии Ганс Иоахим фон Цитен. Маленького роста и невзрачного вида мужчина с совершенно некомандным, слабым голосом и вспыльчивым, неуживчивым характером, не получивший толком никакого образования, который смог пробиться через тернии к звездам и в итоге превратиться в одного из лучших полководцев армии Фридриха.

Я с ним познакомился, да и вообще узнал о его существовании, на нашей с Софией свадьбе, куда его на правах своего хорошего друга пригласила Луиза Ульрика и, дабы избежать сложностей в общении, просветила меня об особенностях характера отставного генерала. Оказалось, что фон Цитен заядлый дуэлянт, на счету которого больше полусотни поединков, не раз сиживал на нарах за свои проделки и даже умудрился убить на дуэли своего командира полка. Но востребованность в ходе постоянных войн середины восемнадцатого века, в ходе которых он демонстрировал невероятную отвагу, граничащую с безумием, и чрезвычайную эффективность и удачливость, всегда позволяла ему избегать по настоящему серьезных наказаний. Однако, у меня в общении с ним не возникло даже намека на проблемы. Мы, конечно, сильно отличались друг от друга по стилю жизни и командования, но два нормальных солдата всегда найдут общий язык, что мы и сделали на ура.