***

Стоящий за спиной визиря Аршин сдернул с его головы черный мешок и хотя яркого света в помещении не наблюдалось, пленник испуганно прищурился и принялся озираться по сторонам (насколько это было возможно с примотанной головой), за что тут же получил леща, дополненного командой:

– Вперед смотри, басурман!

– Здравствуй Сулейман-паша, – улыбнулся я своей самой плотоядной улыбкой, покручивая в руке верную «Гюрзу», – я смотрю ты совсем не рад меня видеть. Какой-то ты непостоянный, то силком из Бухареста в гости тащишь, а когда я к тебе через семь морей дошел, сидишь, как сыч, слова не вымолвишь!

Визирь действительно молчал, сосредоточив взгляд на лезвии ножа, а по его напряжённому лицу и капельке пота, стекающей по виску, было заметно, что в голове происходит нешуточная мыслительная деятельность, направленная, как нетрудно догадаться, на поиск приемлемого для него выхода из сложившейся ситуации. Хотя и реши он заговорить, ничего бы у него не вышло. С кляпом во рту, специально забытым там Аршином, много не поговоришь.

– Ну, как знаешь, – встал я с кресла, к брату-близнецу которого привязали визиря, – отрежу для начала тебе правое ухо. Наличие ушей на способность говорить никак не влияет, да и время уже к обеду. Ты эфенди привык наверное по распорядку кушать, а его нарушать никак нельзя, проблемы с животом можно заработать. Поэтому будешь сегодня обедать своими ушами. Два уха, два блюда!

Визирь принялся извиваться и мычать, увеличивая громкость звука по мере моего приближения, а я, не замечая этого, протянул руку с ножом к голове и уже начав делать надрез на ухе, воскликнул, будто в первый раз увидел у него во рту кляп:

– Аршин, вот ты растяпа. Как же он мне ответит, если у него тряпка во рту. Ай, яй, яй, чуть уважаемому человеку ухо почем зря не отхватил. Ну ка, освободи!

– Виноват, – рявкнул проинструктированный Аршин, – сей момент устраним!

Как Аршин запихнул столько ткани визирю в пасть останется тайной за семью печатями, но когда он со всем рвением начал её вытаскивать, мне показалось, что нижней челюсти или, как минимум, зубов он сейчас лишится, но обошлось. И не успела тряпка покинуть пределы рта визиря, как раздался его, пытающийся казаться спокойным, голос, в котором тем не менее явственно проскакивали нотки страха, перемешанные с растерянностью:

– К чему вся эта театральщина граф или ты настолько боишься меня, что приказал привязать к креслу. Помнится в Стамбул тебя везли, как уважаемого гостя, хотя могли привести на поводке, как собаку!

– Насмешил, – усмехнувшись, похлопал я в ладоши, – таких, как ты, я с одной привязанной рукой и без оружия убью десяток не запыхавшись. Это для того, чтобы ты сам себе не навредил. Вдруг сделаешь что-нибудь необдуманное, придется тебе конечности переломать. А насчет поездки из Бухареста ты прав, да только отчасти. Мог бы заковать в кандалы, заковал обязательно. Но, во-первых, поостерегся, ты ведь и так нарушил неприкосновенность посланника императрицы Екатерины и еще неизвестно, как бы посмотрел на это султан после заключения необходимого ему мирного договора. А во-вторых, я думаю, что преследовал ты пока неизвестные мне цели, для достижения которых и соблюдал видимость хорошего отношения. Только вот ситуации у нас с тобой принципиально разные. Тогда мы были представителями двух могучих держав, заключивших соглашение. Ты же сейчас никто и звать тебя никак, нет больше за тобой державы. Была, да вся вышла, а султан твой по видимому сбежал, как трусливая собака. Хотя насчет султана я могу ошибаться и ты ведь сейчас мне об этом поведаешь, да?