По мнению ряда исследователей, томная мадемуазель предается эротическим грезам под впечатлением от того же Кребийона. Забытые на столе и под столом научные тома проиграли ему с разгромным счетом в борьбе за женскую аудиторию. Хогарт рассказывает типичную историю «искушения книгами», а Бодуэн создает обобщенный образ «жертвы греховной литературы». Притом, заметим, образ сам по себе соблазнительный и весьма двусмысленный. Дамочка не в силах противиться пикантному повествованию и втайне наслаждается щекотливыми описаниями. Современники обоих художников зачастую воспринимали подобные сцены как квазипорнографию и живописную сатиру на развратных богачек.

Пьер-Антуан Бодуэн. Прерванное чтение, ок. 1760, бумага, гуашь

Вернемся к хогартовскому «Модному браку». Дальше там все сколь печально, столь и предсказуемо. Граф застукал жену с любовником в доме свиданий, вызвал любовника на дуэль и был смертельно ранен. В пятом эпизоде цикла Сильвертанг удирает через окно, а неверная супруга запоздало умоляет о прощении. В финальной сцене «Смерть графини» героиня узнает о казни любовника за убийство мужа. На полу подле нее уже не пособие по висту, а предсмертная речь Сильвертанга. Такие листовки с «последним словом и признанием» приговоренных к казни – Last Dying Speech and Confession – распространялись уличными торговцами. На листовке изображено «Тайбернское Древо» или «трехногая кобылка» – виселица для публичных казней, получившая название от лондонского предместья Тайберна и состоявшая из трех соединенных перекладин.

Уильям Хогарт. Смерть графини, резцовая гравюра на меди

Вдова Сквондерфилд понимает, что ее беззаботное существование закончено, а репутация безнадежно испорчена. Леди принимает лауданум (настойку опиума) и умирает в окружении горюющих родственников. Символическое замещение карточного руководства последним словом осужденного – демонстрация художником причинно-следственной связи порока с наказанием.

Смерть графини (деталь)

Что в итоге? История мезальянса и падения династии с трагическим финалом в шести картинах и «трех томах». Книги тут не просто живописные детали, но развернутые метафоры, внутренние цитаты, символические указатели. Ключи к расшифровке «кода Хогарта».

Книга как важный элемент иконографии присутствует и во множестве других работ Уильяма Хогарта. Еще за двадцать лет до «Модного брака» он создает сатирическую гравюру «Маскарады и оперы», известную также под названием «Дурной вкус города» и высмеивающую слепое подражание иностранной культуре, вульгарные увеселения, дурновкусие в искусстве. В то время как малосведущая публика бьется в экстазе восторга от грубых зрелищ, подлинные шедевры – представленные томами Уильяма Шекспира, Бена Джонсона, Томаса Отуэя, Джозефа Аддисона, Джона Драйдена, Уильяма Конгрива – сваливаются в тачку и отправляются к старьевщику.

Столпы драматургии дискредитированы и обесчещены. Грустное впечатление усилено преувеличенно крупными названиями книг и превращенным в транспарант выкриком торговки: «Макулатура для магазинов». Нарочито размещенный на переднем плане, этот фрагмент выражает горечь и негодование художника, объявившего войну аристократам-всезнайкам. Его бесило заимствованное из французского новомодное слово конессёр (connoisseur), которое означало великосветского знатока и ценителя искусств.

Уильям Хогарт. Маскарады и оперы, 1723, резцовая гравюра на меди

Витийствующих конессеров, самостоятельно не создавших ни одного произведения, Хогарт считал самоуверенными дилетантами, ратуя за профессионализм суждений. Не лучшие образчики искусства активно насаждались графом Ричардом Бойлем на пару с живописцем Уильямом Кентом, чье изваяние Хогарт изобразил нагло возвышающимся над статуями Рафаэля и Микеланджело на портике Академии искусств. Согласно другой версии, эта гравюра – язвительная шпилька королю, пригласившему Кента для росписи Кенсингтонского замка вместо Джеймса Торнхилла, учителя Хогарта.