– То от меня пахнет, – почтительно откликнулась женщина. – Здрава будь, шишига, шишова сестрица.

– Ишь ты, – удивилась пришелица. – А как же твое имя?

Гостья ответила без запинки:

– Имя мое – Гордея, по отцу величают Вышатичной.

– Смела ты, Гордея Вышатична… – Шишига повторила имя, словно пробуя на вкус. – Смела, да больно проста, доверчива… Что ж, за почтительные речи не задавлю тебя. Заберу к себе. У меня в тине дворец из тростника. Будешь там мне прислуживать.

– Я бы, шишига-госпожа, за тобой бегом побежала. Да куда же в тину в этаких лапоточках! – Женщина приподняла ногу, покачала ступней на весу. – Они же развалятся! Вот были бы у меня сапожки…

– Принести сапожки – невелик труд, – снисходительно откликнулась шишига.

Поползла к двери… но вдруг остановилась. Уселась на прежнее место. Уставилась на гостью глазами-шильцами.

– Ага! Попрошу я знакомого беса, достанет он сапожки. А ты примеришь и скажешь: малы. Я за другими сапогами беса пошлю. Ты скажешь: эти хороши, да к сарафану не идут. Сапожки красные, а сарафан серый. Пошлю я беса за красным сарафаном. Ты к сарафану расшитый пояс потребуешь, потом – цветастый платок, потом – монисто… Протянешь время до петухов. С петухами я уйду, а тебе останутся наряды.

Незвана расхохоталась задорно, звонко:

– Ой, догадлива ты, шишига-хозяюшка!

– Меня в старые времена этак провела одна девица, – с досадой хмыкнула шишига. И вдруг вскинулась, прислушалась: – Что там, на крыше, зашуршало?

– Так дождь стучит, – удивилась путница.

– Нет, вроде бы еще что-то…

– А ты вскарабкайся да проверь, – безмятежно посоветовала Незвана.

– Время тянешь до рассвета? – остро глянула на нее шишига.

– Тяну, – не стала отпираться гостья.

– Боишься меня, стало быть? – во весь свой губастый лягушачий рот разулыбалась шишига.

– Ничего не боятся только дураки, а я не дура! – откликнулась женщина, и вдруг весело предложила: – Я смекалистая, ты смекалистая – а давай загадки загадывать! Коли проиграю – пойду к тебе в тростниковый дворец, в тинные покои. А ты что поставишь?

– Скажу, где горшок с золотом зарыт. Только, чур, мне начинать. Ну-ка, что это такое: брат брата трет, белая кровь течет?

– При мельнице живешь, про мельницу загадываешь? Жернова и мука. А это что: седые кабаны всё поле облегли?

– Туман, – блаженно откликнулась шишига. – Люблю туман… А вот эту отгадай. Кто ее ладит – тот ей не рад, а для кого ее ладят – тот о ней и не знает.

– Ты про домовину-гроб? Кто ее для покойника сколачивает, тот не радуется, а сам покойник про нее не знает…

– Угадала, – с досадой бросила шишига. – Давай свою.

– Сами не светят, а без них темно.

Шишига думала долго, но все-таки сказала:

– Глаза. А вот о ком я сейчас скажу? Пошли двое на дорогу. Первый рукой махнул, второй убил. Обоих люди взяли. Первого казнили, второму рады были.

Путница ответила с неожиданной горечью:

– Это разбойник и его топор. Уж знаю, что топору люди рады, в хозяйстве сгодится. А разбойничья жизнь медяка не стоит…

– Загадывай! – приказала шишига, глядя в упор на женщину.

Незвана так же пристально поглядела на противницу.

«А ежели спрошу про такое, о чем тебе, шишига, и думать противно, не то что говорить?»

И загадала простенькую загадку, какую любой с малолетства знает:

– Конь скачет, жаром пышет. Весь мир обежит, а никто его не оседлает.

Долго думала шишига. Очень долго. Уже и отгремела гроза, и дождь перестал хлестать по крыше… Наконец сказала неуверенно:

– Ветер?

– Ветер редко жаром пышет. Не угадала ты. Это солнце.

– Тьфу! Где ты загадки такие мерзкие берешь?