Подозреваю, что мне и тем из нас, кто вышел из мира комиксов, все это кажется таким простым по одной очевидной причине: мы давно привыкли защищать свой труд от тех, кто хочет, чтобы его плодов (и нас вместе с ними) вообще не было на полках магазинов.

Первым комиксом, за который я в жизни получил деньги, была книга издательства «Нокэбаут Комикс» – «Возмутительные истории из Ветхого Завета». Я был одним из нескольких авторов и пересказал несколько сюжетов, в основном из Книги Судей. Из-за одного из них мы немедленно влипли – это был рассказ о попытке изнасилования приехавшего в город гостя мужского пола, предотвращенной хозяином дома, который предложил насильникам взамен свою девственницу-дочь и любовницу путешественника. Далее следует групповое изнасилование, путешественник забирает труп любовницы домой, расчленяет и рассылает по кусочку всем коленам Израилевым. (Если вам интересны подробности, это Книга Судей, глава 19 – но имейте в виду, там все очень неприятно.)

Мне было двадцать шесть. Вскоре после публикации я очутился на радио, защищая книгу от некоего депутата парламента от партии тори, сокрушавшегося о том, как мало сейчас наказывают за преступное богохульство, и призывавшего немедленно отправить под замок и саму книгу, и ее авторов. Чуть позже я имел случай пронаблюдать, как газета «Сан» пытается поднять против этой книги волну общественного возмущения, а еще несколько лет спустя – как ее шведский издатель у себя там, на Севере, старается не сесть за нее в тюрьму.

Давайте назовем вещи своими именами: «Возмутительные истории» представляли собой оскорбительный комикс (в 1987 году термин «графический роман» был еще не в ходу). Его задачей (по крайней мере, насколько я ее понимал) было шокировать публику, показать, что в Библии есть ряд до крайности неприятных историй, – вытащить этот факт на свет, чтобы его увидели, чтобы о нем заговорили. Книга и должна была шокировать и оскорблять: ведь она была реакцией на традиционные библейские сюжеты, которые мы сочли шокирующими и оскорбительными.

Я рад, что не сел в тюрьму за богохульство, как Денис Лемон за десять лет до того[24]. Рад, что шведский издатель «Нокэбаут» тоже спасся. И вдвойне рад, что христианские фундаменталисты крайнего толка в ту эпоху убивали преимущественно врачей, делавших аборты, а не тех, кто пишет и рисует комиксы.

Комиксы и карикатуры умеют расстраивать и обижать людей до глубины души. Карикатуры и комиксы запрещают, а художников сажают в тюрьму и убивают. Некоторые комиксы очень трудно защищать, особенно если вы предпочитаете более симпатичный графический стиль, не в курсе культурного контекста или надеялись на некую тонкость содержания. Но это не значит, что защищать их не надо.

А тем временем под голубым китом Жерар Биар, выпускающий редактор «Шарли Эбдо», заканчивает свою речь.

– Дорасти до настоящего гражданина, – напоминает он нам, – значит понять, что некоторые идеи, слова, картинки могут оказаться шокирующими. Оказаться шокированным – часть нормальных демократических дебатов. А вот оказаться застреленным – нет.


Впервые опубликовано в «Нью Стейтсмен» 27 мая 2015 года, под названием «Говорить то, что словами не скажешь». Этот выпуск мы с Амандой Палмер редактировали на гостевой основе.

Что это вообще, к [очень скверное слово], такое – детская книга? (Лекция памяти Зены Сазерленд)

Надеюсь, никто из вас не пришел сюда за ответами. Давно уже известно, что писатели очень плохо отвечают на вопросы.

Нет, вообще-то это не так.

Мы не то чтобы плохо умеем отвечать. На самом деле мы все время отвечаем и отвечаем – просто наши ответы обычно оказываются недостоверными, пристрастными, бессистемными и чересчур образными. Это можно расценить как серьезный недостаток – в том случае, если вы собирались как-то воспользоваться нашими ответами в жизни. Но если зайти с другой стороны – со стороны вопроса, – то недостаток превратится в достоинство. Писатели очень здорово задают вопросы. И вопросы у них, как правило, получаются очень определенными и недвусмысленными.