– Но-но! Ты мне, во-первых, не тыкай. А во-вторых…

– Точно: проблемы, – с удовлетворением говорит Пенкин. – Во до чего мужика довели! Все жизнь наша поганая! А радио включишь, так там через каждые десять минут: «Проблемы с потенцией, эрекцией, эякуляцией…»

– Заткнись!

– Понял.

– Давай по сути. Значит, твоя сожительница отказала тебе под предлогом, что ты бандит, и велела прийти с повинной.

– Ну уж ты скажешь! Велела! Я сам так решил. Отсижу – и женюсь на своей Натахе.

– Ты соображаешь, Пенкин, сколько тебе придется сидеть? Учитывая твое криминальное прошлое?

– Так когда это было-то? Э-э-э, начальник! Шалишь! Судимость-то давно сняли! И как же явка с повинной? Ведь я сам пришел! Сколько бы вы меня ловили?

– Думаешь, суд это учтет?

– Натаха свидетельницей выступит, – уверенно говорит Пенкин. – Расскажет про нашу с ней любовь. Много не дадут. Путаешь ты меня, начальник.

– А я думаю, лет пять. А то и больше.

– Да ты что, начальник! Пять лет! А пусть бы и пять, – неожиданно говорит Пенкин. – Зато потом – с Натахой на всю жизнь.

– Думаешь, она тебя будет ждать?

– Будет, – с уверенностью говорит Пенкин.

– Ох, какого мы о себе высокого мнения!

– Проблемы с потенцией, эрекцией, эякуляцией? – прищуривается Пенкин.

– Заткнись!

«Либо он идиот, либо… великолепный психолог! А здесь просто ваньку валяет. Нет, показалось. Так не бывает. Человек ворует мобилы. Сто процентов: его опознают. Бред какой-то!»

– Прочитай протокол, – Хлынов разворачивает составленный документ на сто восемьдесят градусов и пододвигает его к Пенкину. Несколько секунд Анатолий смотрит в бумагу, потом говорит:

– Все верно. – И берет ручку.

– Да ты прочитай сначала.

– Я вам верю, – все с той же непонятной усмешечкой говорит Пенкин и медленно, словно только-только научился писать, выводит: «С моих слов записано верно».

– Ты писать вчера только научился? – возвращает ему должок Хлынов. За потенцию.

– Руку недавно сломал, – охотно поясняет Пенкин. – Пальцы не так срослись. Как заново писать учусь.

Хлынов внимательно смотрит на его правую руку. Большой и указательный пальцы и в самом деле кривые. Татуировка «ТОЛЯН». О которой упоминали потерпевшие. На каждом пальце по букве. Первые две уехали куда-то в сторону. Ручку Пенкин держит очень неуверенно.

– Где ж ты сломал руку? – подозрительно спрашивает оперуполномоченный. – На стройке?

– Зачем на стройке? Подрался!

– Слушай, Пенкин! Ты мне это брось! Сразу говори: что за тобой числится?

– Меня отметелили, с меня же и спрашивают! – Пенкин обиженно захлопал ресницами. – Какая-то сука каблуком кованого ботинка на пальцы наступила! А рука-то уже была сломана! У меня от боли в глазах помутилось! Месяц в койке валялся! Думаете, у меня медицинская страховка есть? Как срослось, так и срослось! Пришлось, между прочим, опять мобилу красть! На лекарства не хватало!

Все правильно: последнее заявление от потерпевшей датировано концом апреля.

– А что же ты у Натахи денег не попросил? – ехидно спрашивает Хлынов. – Проблемы с потенцией?

– А при чем тут рука? – невинно спрашивает Анатолий.

– Я тебя про деньги спрашиваю, а не про руку! Вот ты говоришь, что, познакомившись с Натахой, два месяца из койки не вылезал. Любовью, мол, с ней занимался. А теперь получается, что один месяц из этих двух лежал с переломами, полученными в результате драки. И что выходит?

– Выходит, за месяц управился.

Взгляд Пенкина чист, как у младенца. Терпение Хлынова на исходе. В камеру его. Теперь никуда не денется. В рамках уголовного дела они докопаются до правды. Времени у Хлынова – вагон! Главное, есть печка, от которой можно плясать. Чистосердечное признание. Чье? В чем? А это мы еще посмотрим!